Одинокий поэт
Нализался, и спьяну брехал как Троцкий.
А на звоны стакана припёрся Бродский.
Нолил, выпил чужое, и всё - сначала.
Тут бочком, застеснявшись, вошёл Анчаров.
И про лес из самшита запел уродский,
А ему контрапунктом ответил Бродский.
А потом в телефоне искали Галю.
Ту, что с ляжками. Долго.
А прибыл Галич.
Вёл себя непотребно, не как учёный.
Глядь: не Галич. На стуле сидит бельчонок.
И две взрослые особи в полке книжной
Развлекаются. Верхний и, вроде, нижний.
А потом запуржило метелью синей.
Кто я? Где я? Зачем я? Ах, мать-Россия!
***
Не стоит в спешке уходить,
Себе пытаясь угодить.
Ещё не стоит слёзы лить.
Жить! Жить... И душу пробудить,
Давно живущую в обманах.
И, будто лаву, кровь на ранах
До чёрной корки остудить.
Не стоит раны бередить,
Вновь струпья расчесав до мяса.
А стоит на спине Пегаса
Себя полётом наградить.
***
Песенка о новогодней ёлке
Эпиграф: "Синяя крона, малиновый звон..." (С)
***
Ствол зажат струбциной. Воздух сух.
Нет надежды. Горек запах хвои.
Скрип игрушек забивает слух.
Смерти нет. И в смерти нет покоя.
- Радуйся, что ты жива пока, -
Снег скрипит как зубы землеройки.
Тащит равнодушная рука
На помойку, ёлка, на помойку.
И она, которая в лесу
Мир мечтала заключить в объятья,
Поклялась: "Я жизнь себе спасу!"
И спасла. Но лишь ценой проклятья.
И когда олень в глуши лесной
Трубно подзывает олениху,
Ёлка-труп, прикинувшись сосной,
К поросли младой стремится тихо.
И, впиваясь в нежных ёлок плоть,
Всласть глотая нежную живицу,
Побольней иголками колоть
Юных ёлок мёртвая стремится.
Так текут года её, века,
В мёртвой страсти, сытости и лени.
Так - пока обходчика рука
Не изрубит злую на поленья...