Конституцию нашу вряд ли кто читал, Владимир Владимирович, со всей к нему любовью и уважением, не вечен, а упоминание в Конституции Бога это уже вообще даже и не оксюморон совсем, смешное соединение противоположностей, а сочетание несоединимых крайностей. Поначалу я хотел назвать эту статью «Deus ex» (Бог из машины), но потом понял, что в контексте данного разговора этой машиной окажется не механизм древних греков, поднимающий на сцену актера, исполняющего роль бога, а гильотина французской революции. Слишком высокие ставки в игре.
14 июля 1789 года французы взяли Бастилию, а через пару дней в Санкт-Петербурге наши дворяне и нарождающаяся интеллигенция уже бурно праздновали это событие, устроив на улицах города свою первую демонстрацию. Екатерининские генералы предложили пальнуть по ним пушками, а Екатерина им ответила, что по идеям из пушек не стреляют, но вот внук Екатерины Второй Николай Первый в 1825 стрелял по декабристам, авторам нашей первой наспех написанной и несостоявшейся Конституции, из пушек прямой наводкой, как и Ельцин в октябре 1993 тоже уже вовсю палил по Белому дому из танков .
Великая французская революция казнила короля и устранила церковь. И с Богом она попрощалась, как и с королем, тоже совсем не мирно. Как тогда кричал Дантон: «И чтоб на каждый фонарь по священнику». Вместо кроля была объявлена Конституция, вместо верноподданного королю народа – нация, а вместо церкви – наука и искусство. Так появился – Модерн. Нашей первой Конституцией была "ленинская", а последней "ельцинская".
Крайности не сходятся никогда. Враги могут стать друзьями, разное может стать одинаковым, но, если сойдутся две крайности, – происходит катастрофа. Модерн закончился и его не вернешь, что явилось ему на смену – никто не знает, но мы упорно продолжает думать категориями Модерна, называя всё происходящее вокруг нас Постмодерном и разбалтывая эту муть палкой-мешалкой. Зюганов теперь у нас ищет пути соединения кодекса строителя коммунизма с Новым Заветом, ушедший от нас протоиерей Чаплин – как соединить банковских продукт с православными ценностями, вокруг носится Милонов с запретами кино, а Патриархия предлагает нам внести в Конституцию – статью о Боге.
Есть такая байка, что, когда солдаты, выведенные декабристами на Сенатскую, кричали: «Конституцию!», – они думали, что Конституция это жена Константина, которого декабристы требовали себе в цари. Что за Конституцию мы приняли в 93-м, нам объяснили только в конце нулевых, когда там в результате кризиса 2008 люди стрелялись уже пачками. Нас окружает туман, взаимодействовать с которым напрямую невозможно, а надежды, что он сам собой рассосется тоже ни у кого нет, поэтому тут и вперед бежать как-то опасно, чтоб неведомо куда, но и стоять на месте сегодня тоже никто не хочет. Никто не понимает чего мы ждем, но каждый знает, что возможность разбогатеть второй раз ему не предложат, надо бежать, поэтому мы сегодня стоим не месте и занимаемся – маневрами.
И это я не про Путина, его действия ясные и разумные, мы за него уже двадцать лет голосуем, потому что он закончил войну в Чечне, потому что вернул нам суверенитет и т. д. Я про нас. Про себя и каждого из нас. Путин не вернет нашим жизням смысл, а на Бога, думаю, нам уже тоже поздно надеяться. Через четыре года у нас будет новый Президент. Другой.
Главная опасность всех этих наших маневров, как мне кажется, лучше всего визуализирована в американском сериале «Чернобыль», мы про такое, видимо, еще не скоро начнем кино снимать, а их «Чернобыль», если зажмуриться на излишнюю демонизацию СССР, куда ж теперь без этого, сериал замечательный. В результате всех этих наших маневров, как и в Чернобыле, меняется среда нашего существования. В Чернобыле никто не знал, что в ходе учебной проверки атомного реактора, отменяющей шаг за шагом процессы атомной реакции, может измениться среда, в которой протекает работа самого реактора, и в результате чего спасительная красная кнопка, отвечающая по инструкции за выключение реактора, если что не так, превращается в свою противоположность – в детонатор.
Мы сегодня привыкаем к глупости, к тому, что сказанные слова ничего не значат, что за каждым совершенным кем-то действием скрыта чья-то выгода, что всё лишь повод для насмешки и комментариев. Вот пару лет назад Патриарх на каком-то культурном форуме в Питере пугал нас скорым концом света, а теперь предлагает записать в Конституцию Бога. Он же это несерьезно, мы посмеялись, что дальше? Никто не думает о том, какие процессы отменяют наши глупости и насмешки. Факт того, что мы ничего сегодня не знаем про среду, в которой мы все сегодня существуем, вовсе не означает того, что она не меняется. Она – меняется. И, если в ней сойдутся вдруг несоединимый крайности, будет катастрофа.