Голубая ветка не работала и мне пришлось тащиться на станцию "Парк Победы". Из подошедшего автобуса на меня выпрыгнула старушка. В руке она держала тканевый мешок, глаза были потерянными.
-Вы не подскажете, как добраться до "Библиотеки имени Ленина"? - спросила она меня.
-Тут до метро пару шагов, по синей ветке доберетесь до "Арбатской", а уж там пересядете на Сокольническую линию.
Бабушка обреченно покивала и с надеждой посмотрела на меня. Я только что вышла из зеленого парка, день был солнечный да к тому же выходной, и мне подумалось: "Почему бы и нет".
- А давайте, я вас провожу!
Старушка улыбнулась, но мешок с вещичками перекинула в другую руку, от меня подальше.
-Я в баню с подругой ездила.
-Да ну? - удивился я.
Я бы ни почем не поперлась в баню через весь город. Какой смысл, пока доедешь, снова вся потом и грязью покроешься. Но у преклонного возраста своя мораль.
Сейчас я и не вспомню, с чего мы начали разговор про политику. Бабуля вещала про Сталина и чудесные времена, когда всем путевки и всем квартиры от щедрот.
- Чтобы про него не говорили, но когда он умер, после него только трубка и штаны, а больше ничего, - сказала бабка и удрученно покачала головой.
Мы ехали в туннеле, поэтому я не слышала и половину ее слов. Но она рассказывала, что некогда ее как сумасшедшую (по производительности труда) работницу наградили поездкой в Берлин. И вот там где-то на экскурсии по всем этим трассе и плаце, которые сияли чистотой, эта бабуля выдала непомерно гордой экскурсоводше. Дескать, зато мы вам так вжарили, что вы еще долго у доктора Фрейда от комплекса неполноценности будете лечиться.
На каком-то отрезке рассказа меня вновь накрыла туннельная глухота. Я не одобряла бабулиной горячности, но вполне разделяла с ней патриотическое чувство. Что до вождя народа, от ответа я хотела увильнуть, потому как знаю, горбатого только могила исправит. Но она все-таки пыталась выдавить из меня отличное от нее мнение. Я держалась, как кремень.
В процессе бабуля заметила, что у меня какие-то особенные глаза. Глаза у меня обычные, такие как у всех, просто я внимательно слушаю и почти ничего не говорю. Бабуля спросила: "А кем ты работаешь?" Я поняла, что донести смысл слова "копирайтер" динозавру (со всем уважением к пресмыкающимся) из доцифровой эпохи будет сложно. И я ответила (ну прихвастнула малость), что я журналист. Вы бы видели, как она переполошилась. Она выпрыгнула из вагона (это была как раз Арбатская) и дала стрекоча. Причем в неправильном направлении. Я бросилась ее догонять. Догнала. Бабуля стояла красная, как маков цвет, тяжело дышала, как загнанная лошадь, и дрожала, как осиновый лист.
Увидев мне снова, она вцепилась в свою сумку. Как будто журналисты широко известны тем, что отнимают у пенсионеров пожитки (уверена, что в мешке лежало сменное белье, но не то что чистое, ну вы понимаете, сменное).
Я поспешила ее заверить, что я журналист по образованию, но вообще я детский писатель (завралась, страшное дело, но мне как-то было нужно посадить эту бабулю на нужную ветку). Старушка слегка оттаяла.
-У вас глаза хорошие, - подтвердила она и слегка отпустила свой мешок, который до этого душила, как Геракл змей в своей колыбели.
-Только вы, пожалуйста, не печатайте эту историю, - с мольбой сказала она.
-Ну что вы, - ответила я. - Зачем мне это нужно? Идемте.
Мы благополучно поднялись на эскалаторе, прошли до длинному коридору, а затем спустились на станцию "Библиотека имени Ленина". Бабуля вздохнула только тогда, когда резиновые створки дверей схлопнулись. Она изобразила неуверенный взмах рукой и быстро отвернулась. Я же напротив долго смотрела вслед отъезжающему поезду.