Лежала я как-то на сохранении в роддоме. Сначала меня положили в двухместную палату, но через сутки когда моя соседка пошла рожать, меня переселили в четырехместную палату, в которой уже достаточно долго лежали три женщины, успевших сдружиться: Таня - бледная худощавая брюнетка, Люба - пухленькая молоденькая шатенка и Лена - нагловатая рыжая тетка. Мне не очень понравилось это переселение, но выбирать не приходилось. У меня сложилось впечатление, что я будто собака, попавшая в волчью стаю: вроде как своя но все же чужая. Сначала они замолкали при мне, когда я входила в комнату, но вскоре перестали стесняться и стали откровенно разговаривать между собой при мне. Несмотря на то что мне было не очень приятно слушать их разговоры: создавалось ощущение что я подслушиваю, я все же не могла не слышать, то о чем они разговаривали. Дело в том, что оказывается у рыжей Лены есть приемная дочь, которую она удочерила после безуспешных попыток забеременеть и сын, который появился через год после удочерения девочки.
И эта Лена почти каждый вечер жаловалась на то какая у нее отвратительная дочь и рассказывала как она грозилась сдать ее обратно в детдом, а Таня и Люба при этом с жаром поддерживали ее в том, что так и надо делать "иначе совсем на голову сядет". А дочь была виновата лишь в том, что плохо училась и ленилась убираться по дому. Мне тогда было очень жаль ее приемную дочь, ведь Лена ее удочерила когда той всего девять месяцев было, она Лену ведь воспринимает на самом деле как маму, а та видимо так и не полюбила приемную дочь: ведь плохие отметки и грязные полы - это не повод отказываться от любимой дочери, значит все-таки не любимая...
Я тогда долго думала о той девочке и эта история глубоко и неприятно засела у меня в душе. А может ей стоило давно признаться самой себе и остальным, что она не любит этого ребенка: ведь сдай она ее еще тогда малышкой в детдом, то у нее был бы шанс обрести по настоящему любящую мать.