Ночью она пришла ко мне в номер в вечернем бархатном халате, из-под которого соблазнительно выглядывала девственно-белая кружевная сорочка, волосы распущены и спускаются ниже груди крупными завитыми локонами. Трепетный взгляд небесно-голубых глаз и только три слова:
- Не гони меня.
- Мирабель, что Вы делаете!
- Хватит уже выкать и продолжать делать вид, что ты ничего не понимаешь, Эдуард! - её дрожащие холодные руки прикоснулись к моему лицу, словно изучая подушечками пальцев черты.
Я поймал её ладонь и поцеловал. "Почему я не закрыл сегодня дверь на ключ, кто мне ответит? Тайно ждал, что она придёт, не отдавая себе в этом отчёта?"
Она заперла дверь и потянула меня к постели. От близости любимой женщины дрожь пробежала по телу.
- Не нужно этого делать, прошу тебя, Мирабель.
- Поздно, Эдуард! Пусть этот грех будет на мне! Если я не почувствую тебя в себе, никогда этого не прощу. Ты - мой, только мой и больше ничей! Всё остальное - придумали люди. Это они сделали своих духовников бесполыми созданиями для того, чтобы у них не рождались дети. Твоя кровь не умрёт, она будет жить во мне, она прорастёт в каждой клеточке моего тела, и мне всё равно, что скажут люди.
- Но как же Бог?
- Богу нужно, чтобы ты оставался один? Чтобы последние дни, отведённые тебе для жизни на земле, ты страдал без надежды и утешения? Бог ли это, Эдуард?! А может быть, Милосердный Спаситель и послал нас на Землю, чтобы мы встретились и соединились узами любви в одно единое целое?! Ты ещё можешь подарить мне дитя любви!
- У меня уже есть сын.
Она вздрогнула.
- Ты никогда не говорил об этом...
- Это случилось ещё до того, как я принял сан. Mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa!*
- Ты жалел об этом когда-нибудь?
- О грехопадении да, но не о жизни ребёнка.
- Так подари мне самое дорогое - продолжение тебя! Я не о похоти своей пекусь, Эдуард! Ты таешь на глазах и, если я сейчас не сделаю то, что должна сделать, завтра может быть поздно.
- Мы не должны...
Она стянула с меня рубашку и ладони стали ласкать мою грудь.
- Ты не понимаешь, я обещал...
- Оставь угрызения на потом, у меня ещё будет время вымолить нам обоим прощение, но не сейчас...
Нежные губы прикоснулись к моей шее и заскользили вниз.
Я знал, что этого нельзя допустить, и молил небеса остановить её, но небо молчало. Перед глазами стояла Сикстинская Мадонна, я предавал её. Всё во мне заклокотало, будто силы, дремавшие доселе, вырвались из заточения и снесли всё на своём пути. Осталась только она: нежная, пылкая, страстная, такая желанная и вся моя. Я изучал её на ощупь, и казалось, что знаю уже давно, что нет на свете более родного и близкого существа.
Женщина! Кто может воспеть твою красоту?! Все слова меркнут в сравнении с тобой! Лишь ты одна способна погасить адские муки разделения, соединить разлучённое "я", разорванное надвое. Избегая её губ, я покрывал поцелуями гладкое тело, уповая на то, что удастся её уберечь от моей проклятой болезни. Аромат нежной кожи дурманил, опьянял сильнее крепкого вина, сладость молодого упругого тела потрясала своей обнажённостью. Выстраданная минута упоительного блаженства единения с любимой! Хотелось умереть, полностью раствориться в ней, чтобы не было больше меня, но было одно неразлучное "мы"!..
А потом она уснула в моих объятиях, тихая, удовлетворённая, родная. Я не мог потратить остаток этой ночи на царство Морфея, дышал её волосами, любовался, как отблеск свечи играет на матовой коже, как вздрагивают во сне ресницы. Слушал, как ровно и упоительно стучит любимое сердце. Но свечи догорают, и настаёт рассвет. Жемчужного цвета утро наполнило комнату, пришла реальность. Осознание того, что случилось, а вместе с этим боль раскаяния: слово не сдержано, книга не дописана, жизнь покидает тело. Последний вздох любви...
*Mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa! - (лат.) Моя вина, моя вина, моя величайшая вина!
Спасибо всем, кто поддерживает автора!