Пришли мы как-то с Манушкой на детскую площадку — пыльную и заброшенную. Когда качели, карусели и лесенки зря коптят небо — сразу видно. Звонкоголосых полуросликов не наблюдалось, зато на лавочке сидели три девицы в преклонных летах.
Каруселька, ради которой мы и свернули, стояла прямо под носом болтушек в цветастых платочках. Посадила я Глебку, велела крепко держаться и с гиканьем стала раскручивать.
На площадке воцарилась тишина. Немного погодя прерванный разговор возобновился: вещала громогласная бабулька, а остальные леди радовались и пяти копейкам, которые им удавалось втиснуть в разговор. Слова воинствующей старушки лились в уши против воли. Чтобы защитить и себя, и племянника от информационного сора, я издавала звуки: «ууу», «опля» и кажется даже «вжик».
Бабуля, естественно, вещала про Софью Власьевну, дескать, как же было хорошо: и путевки давали, и в лагеря дети ездили. Дамы послушно кивали. Воспоминания об идеальном, политическом строе неизбежно перетекли в воспоминания об идеальных людях, которые в поте лица строили, строили этот свой культуристический коммунизм.
Слово за слово и двумя минутами позже бабуля осудила развращенную молодежь, которая попрала все законы морали. Пять раз и очень гневно прозвучало слово «кобель». Чтобы не портить Глебке развлечение, я усилила свои восклицания. Получилось что-то среднее: «Кобель — вжух! Кобель — ууу! Кобель — опля!»
Бабуля, не сбавляя оборотов, повела историю о самой светлой своей поре — цветущей молодости. Рассказала, как подруга веником гоняла от нее парубков и сосватала ее своему братцу. Подруга купила им билет в кино, думая, что покупает им билет в жизнь. Но парнишка не был расположен к протеже и как на духу признался: «Сердцу не прикажешь, се ля ви, то бишь, оставайтесь только без меня!»
Благословенный союз распался, а бабуля стала ждать охламона, который, кинув посередь толпы на нее единственный взгляд, ринется к ней на сверхсветовых скоростях, схватит в охапку и, как горец, утащит в хибару.
Слушательницы были неблагодарны, все время позевывали, не в такт поддакивали, жаловались на поясницу и после рассказа про жениха, который с порога и в лоб выпалил: «Выбираю тебя и только тебя» — откланялись.
Пожилая валькирия осталась, воспоминания о молодости еще будоражили ее кровь, и она обратилась ко мне:
— Мальчик ногу поджимает, ему неудобно.
— Глебка, жмет? — спросила я.
Манушка покачал головой, и я ответила:
— Вжууух!