— Когда Юрик пришел с армии, мы ему полную свободу предоставили. Он мне говорит: «Батя, я в милицию пойду служить». И приняли его в этом же 1984 году. Служил он гаишником, то в центре города на посту стоял, то на Левом берегу. А спустя несколько месяцев его чуть не выгнали. Он Шабашку — нашего губернатора (Ивана Шабанова, на самом деле в то время — председателя исполкома Воронежского облсовета), остановил, тот на красный свет ехал.
И как он хотел от этой милиции избавиться! На службу ходил, как на каторгу, все заявления об уходе писал. Но у него контракт на три года был. А как ему увольнение дали, он пришел с милиции и как стал с себя форму сдирать! Топтал ее ногами, рвал, швырял! Менты эти, показали — кто ты такой есть и как себя надо там вести, а ему не по характеру это все было.
Мы с ним любили выпить. Приходит ко мне и говорит: «Пап, ну ты доволен мной — как я пробился?» Ну, мы возьмем бутылочку, а одна у него с собой всегда была — чтобы не бегать лишний раз. Ну, сядем. Он кассету со своими песнями в магнитофон воткнет, а сам смотрит — нравится мне или нет. Я ему иногда говорил: «Юр, вот ты Лермонтова читал?» А он: «Да не читал я твоего Лермонтова. Все тебе этот Лермонтов!» А ведь он, Юрик, и писал похоже на Лермонтова. Вот послушай: «Ты, подруга, выходи-ка на крыльцо. Ты не слушай ругань матерную матери с отцом». Как музыкант он, конечно, слабоват. А вот песни писал — да!
— Когда Юрик пришел с армии, мы ему полную свободу предоставили. Он мне говорит: «Батя, я в милицию пойду служить». И приняли его в этом же 1984 году. Служил он гаишником, то в центре города на посту стоял, то на Левом берегу. А спустя несколько месяцев его чуть не выгнали. Он Шабашку — нашего губернатора (Ивана Шабанова, на самом деле в то время — председателя исполкома Воронежского облсовета), остановил, тот на красный свет ехал.
И как он хотел от этой милиции избавиться! На службу ходил, как на каторгу, все заявления об уходе писал. Но у него контракт на три года был. А как ему увольнение дали, он пришел с милиции и как стал с себя форму сдирать! Топтал ее ногами, рвал, швырял! Менты эти, показали — кто ты такой есть и как себя надо там вести, а ему не по характеру это все было.
Мы с ним любили выпить. Приходит ко мне и говорит: «Пап, ну ты доволен мной — как я пробился?» Ну, мы возьмем бутылочку, а одна у него с собой всегда была — чтобы не бегать лишний раз. Ну, сядем. Он кассету со своими песнями в магнитофон воткнет, а сам смотрит — нравится мне или нет. Я ему иногда говорил: «Юр, вот ты Лермонтова читал?» А он: «Да не читал я твоего Лермонтова. Все тебе этот Лермонтов!» А ведь он, Юрик, и писал похоже на Лермонтова. Вот послушай: «Ты, подруга, выходи-ка на крыльцо. Ты не слушай ругань матерную матери с отцом». Как музыкант он, конечно, слабоват. А вот песни писал — да!
