На балу собрались все почтенные гости столицы. Дмитрий, как и сказал, не появился, что, впрочем, никак не обидело Александра.
— Дамы и господа, прошу поприветствовать важных для меня гостей — прекрасную Марию Павловну и не менее прекрасную Софью Афанасьевну, — представил их Романовский, когда музыка стихла.
Воцарилась пауза, поскольку гости не знали, как реагировать на данное объявление. Кому-то хотелось поаплодировать, но это приравнивалось к низости, ведь общение с четой Пруфиловых стало сродни позора. Какой толк общаться с семьей, которая потеряла все свои почести?
Мария опустила глаза. Она уже пожалела, что вообще согласилась на эту идею. Видя опечаленную девушку, Романовский, горячо поцеловав ее руку, провел ее в центр зала и попросил вальс.
Заиграла плавная музыка, и молодые люди закружились в танце. Все смотрели на них и перешептывались, что смущало Марию, потому что она успела отвыкнуть от повышенного внимания. Раньше она часто находилась в центре мероприятий, ей делали комплименты, кланялись, с уважением разговаривали. Смерть отца забрала с собой не только его жизнь, но и весь дешевый маскарад.
Но Марии не хотелось сейчас думать о прошлом и о предстоящем, она растворилась в вальсе. Девушка всегда любила танцевать, потому что, по ее мнению, танец ненадолго сближал людей. Даже не столько поцелуи и слова, потому что они казались чересчур пошлыми наравне с танцем. Некое единение душ и тел на короткий миг.
— Мери, вы обворожительны, — проговорил Романовский. — От вас не могут оторвать глаз.
— Увы, они видят во мне только потеху.
— Неправда. Поверьте, сегодня вы вернете свое имя.
Но Марии это не требовалось в отличие от ее матери, с которой уже начали вести беседы. Ох, как же рада была Софья Афанасьевна вернуться в свет, где ее фамилия уже не казалась подобием стыда. Она уже успела похвастаться тем, что Романовский намерен жениться на ее драгоценной дочке. Дамочки восторженно охали и ахали, а между собой переговаривались:
— Такой красавец женится на Пруфиловой. Даже не верится!
— И что он в ней нашел?
— Что-то здесь не так.
Но видя, как танцуют Романовский и Мария, гости постепенно привыкали к этой новости. Сомнения таяли, ведь Александр со стороны так мило и нежно обращался с Машей.
Спустя какое-то время к Пруфиловым вдруг вернулось то самое вожделенное Софьей Афанасьевной уважение. Им снова кланялись, делали комплементы, не насмехались, любезно разговаривали, смеялись над их шутками. Разве много надо для того, чтобы подняться вновь в глазах светского общества?
Александр весь вечер не отходил от Марии, обольщал, ухаживал, приглашал на танцы только ее. На какой-то момент девушка поверила ему. Он казался таким искренним, что, Маша позволила себе поддаться его чарам. Ее смех, ее горящие от восторга глаза, милая улыбка прямо все сказали Романовскому, вот только он оказался проигравшим в собственной игре.
Позже Александр вышел на балкон, чтобы немного побыть в спокойствии — голова немного разболелась от шума. Смотря на полную луну и звезды, он подумал о Марии. Такая неизбалованная, неиспорченная. Ее улыбка была по-детски наивной, и эти причудливые ямочки на щеках...
«Что со мной? Почему мои мысли заняты этой девушкой? Она далеко не самая красивая, да и не даст мне этот союз ничего. Она не так глупа и проста...» Может, ответ крылся именно в этом?
Мария беззвучно подошла к Александру. Романовский обернулся и... просто взял ее ладонь в свою. Не хотелось говорить красивых изречений, не хотелось лгать, просто хотелось вместе с ней побыть в уютной тишине. Порой молчание сближает людей куда больше.
***
На следующее утро Софья Афанасьевна буквально порхала от счастья. Вчерашний бал дал ей свежий глоток воздуха и уверенность (даже не надежду) в том, что Романовский непременно женится на Маше, и заживут они снова шикарно и беззаботно. Она вспоминала, как к ней обращались, как смотрели, с каким почтением разговаривали. Разве что руки не целовали.
Вот только Маша была невесела, что насторожило Софью Афанасьевну. Дочка сидела у окна в сорочке с распущенными волосами и о чем-то грустно вздыхала.
— Машенька, отчего ты так печальна?
— Разве тебе это надо, маменька дорогая? Желаешь видеть вокруг себя фальшь? Ведь в нашу сторону даже носы не ворочали до того бала, а потом, как ни в чем не бывало, вдруг возникли прежние уважение и повышенное внимание. Ты сама твердила, что наша фамилия должна нести гордость, но как вообще об этом может идти речь, если мы поддались обману? Это игра для общества: сегодня презирают из-за бедности, а завтра возносят из-за выгодного брака. Сплошное тщеславие.
— Ну и что? Намного лучше, чем ничего.
— Нет, мама, не лучше.
— Я тебя не понимаю. Александр — завидный жених, которого ты покорила. Он обеспечит достойную нам жизнь. Я видела, как он вчера смотрел на тебя, Маша. Ты, не раздумывая, должна выйти за него замуж.
— Во-первых, меня еще никто не позвал. Во-вторых, я не люблю его и не полюблю. Мне не нужна та жизнь, о который грезишь именно ты. Ты всегда думала лишь о себе и своем комфорте. Я не собираюсь приносить себя в жертву!
Но Софья Афанасьевна не желала слушать дочь. Она преследовала исключительно свою выгоду. В погоне за мечтой женщина пыталась навязать Марии безумную идею.
— Роди ему наследника. Тогда мы точно не останемся в проигрыше.
Давление со стороны матери злило Машу. Она не намерена была слушать ее, и уже не один раз пожалела о том, что вообще вступила в эту подлую игру. Она не хотела обманывать Романовского и себя тоже. Сегодня должна была состояться их встреча, и Маша уже приняла решение, которое собиралась озвучить Александру. Девушка не стала делиться им с мамой, поскольку это не имело абсолютно никакого смысла.
Софья Афанасьевна мечтала об одном, а Маша совершенно о противоположном. Не хотелось девушке суеты и громкого имени, а хотелось покоя и уединения от внешнего мира.
Ближе к полудню к их дому подъехала карета, откуда вышел Романовский. Его встретила одна Мария, чему Александр был впервые по-настоящему рад. Нельзя отрицать того, что Софья Афанасьевна раздражала молодого человека: она была чересчур навязчива, и у неё был слишком громкий голос.
— Добрый день, Мери.
— Здравствуйте, Александр Иванович.
Дворянина переполнял некий трепет при виде Марии. Сейчас она ему казалась самой красивой девушкой из всех тех, коих ему довелось повидать. Сегодня Романовский явился с целью рассказать Маше о своих светлых чувствах. Прежде ему не приходилось кому-либо говорить о своей любви, потому что только Машу он и полюбил. Правда, Романовский не совсем был уверен, что его возникшее чувство и есть та самая любовь.
— Мери, позвольте мне вам сделать подарок.
— Не стоит.
— Не скромничайте, еще как стоит. Закройте глаза.
Мария послушно закрыла глаза. Александр надел ей на шею ожерелье, которое ярко переливалось на свету. Маша, не открывая глаз, дотронулась пальцами до драгоценности. Сердце ее быстрее забилось. Нет, так больше продолжаться не могло.
— Александр Иванович, я вынуждена отказаться от вашего щедрого подарка, простите.
— Но почему же, Мери? Вам он не понравился?
— Он прекрасен, но мне не нужны дорогие украшения. Александр Иванович, я не люблю вас и не смогу никогда полюбить. Спасибо вам за доброту, но быть с вами мне не суждено. Так чувствует мое сердце.
— Мери, вы мне до сих пор не верите? — опечаленно спросил Романовский.
— Верю, — тихо ответила девушка, склонив голову. — Ведь сердцу не прикажешь, правильно? Извините и прощайте.
Мария сняла с шеи ожерелье и отдала Александру, а затем вернулась в дом, даже не обернувшись. Романовский недолго смотрел ей вслед, сжимая в руке свой подарок. Он надеялся, он рассчитывал, но порой жизнь все устраивает совсем не так, как рисуется в людском воображении. Реальность оказывается беспощадной к чувствам человека.
Александр всегда считал, что человек свободен тогда, когда избавляется от всех зависимостей, и он считал себя по-настоящему свободным, чем гордился и чем очень дорожил. Но разве свобода ни есть самая главная зависимость человека? Александр попался в собственную ловушку, отчего и остался ни с чем.
Приехал он весьма расстроенным, что, конечно же, заметил Дмитрий. Романовский не хотел ничего говорить, не хотел ничего слышать. Что-то внутри перевернулось, причем настолько резко, что дворянин потерял самого себя, свои воззрения и твердые убеждения.
— Саша...
— Оставь меня, — перебил Романовский друга.
— К тебе гости, — все же договорил Дмитрий.
Александр немедля прошел в гостиную, где увидел отца и... свою жену с матерью.
— Ну что, сынок, доигрался? — сказал отец, строго глядя на него. — Не думал, что ты опустишься до таких низов: устроить свадьбу и сбежать! Я все ломал голову, почему же ты так скоро и неожиданно вернулся из Европы, от которой, судя по твоим письмам, ты пребывал в восторге. Оказывается, ты женился и слинял на следующее утро в Россию. Ты покрыл позором нашу фамилию! Зачем ты вообще устроил эту свадьбу? Ты же безответственный человек! И я, самое главное, узнаю об этом последним. Я многое спускал тебе с рук, но это... Отныне твоя жена будет жить с нами. Раз уж додумался сыграть свадьбу, то изволь нести прямые обязательства перед семьей!
Девушка с неприязнью глядела на блудного мужа. Он очаровал ее, запудрил мозги, и юная особа всем сердцем полюбила Романовского. В то время Александру и самому показалось, что он влюблен в эту девицу, поэтому отважился срочно жениться на ней. Она была невероятно красива, достойно воспитана, начитанна и обаятельна.
Свадьба состоялась в Париже. Наутро Романовский, проснувшись в одной постели с женой, понял, что не готов связать всю жизнь с этой женщиной, не готов принадлежать одному человеку. Испугался потерять драгоценную свободу. Он тут же покинул Францию, будучи уверенным, что это прошлое никогда не настигнет его в России.
Видя теперь перед собой жену, Романовский осознал, что те чувства, что померещились ему во Франции, даже близко не были похожи на влюбленность. Наверно, это было всего лишь впечатление.
Все, кроме Дмитрия, осуждающе смотрели на Александра. В эту минуту он не производил впечатление статного дворянина, а скорее, жалкого мальчишки, который натворил глупостей и, наконец, понес заслуженное наказание.
— Выдвигаемся в Москву! — приказал Иван Алексеевич.
На рассвете следующего дня в женский монастырь пришла девушка, которая желала покоя и уединения от внешнего мира.