Как Петербург переживал холерную эпидемию 1831 года.
Две планеты разговаривают, и одна другой жалуется: «Что-то в последнее время у меня бок чешется». Другая говорит: «Не переживай, это цивилизация. Почешется и пройдет». Этот оптимистичный анекдот вспоминается всякий раз, когда в мире возникает новая массовая угроза.
Несколько лет назад страшилкой номер один стал свиной грипп, которым заболела четверть миллиона людей, некоторые страны объявили чрезвычайное положение в связи с пандемией. До этого был еще птичий, и тоже было очень страшно. А позже всех напугал вирус Эбола – до России эпидемия не дошла, но слово «эбола» выучил каждый ребенок.
Сейчас самое употребляемое слово в новостях – «коронавирус», и вновь мир обуяла паника.
Погодите, подумала я, люди просто забыли, что такое настоящая зараза. Чума, холера, оспа и другие болезни, которые в прошлом косили человечество, как траву на лугу, были гораздо ужасней, ведь тогда даже не было никаких лекарств. И решила найти в старых газетах какой-нибудь самый страшный пример: почитаешь и успокоишься, мол, сейчас-то все не так плохо.
Если искать такой пример в Петербурге, то самое логичное – открыть газеты за июнь 1831 года, когда город не только обуяла эпидемия холеры, но и возникли на этой почве народные бунты.
Беда пришла
Весной и в начале июня 1931 года заразная смертельная болезнь постепенно подбиралась к столице. О ее появлении в городе «Санкт-Петербургские ведомости» объявили 18 июня.
Заканчивалось сообщение, конечно, успокоительно:
«Благомыслящие жители сей Столицы могут быть уверены, что Правительство принимает все меры и средства к устранению и прекращению сего бедствия. От их усердного и ревностного содействия видам Высшей власти, от верного и точного с их стороны исполнения благих распоряжений Начальства, будет зависеть и достижение желаемой цели. Да соединятся все они общим желанием и твердым намерением на самом деле споспешествовать успеху в спасении от зла, да успокоятся утешительною мыслью, что Государь Император Сам с отеческим сердоболием изволит пещись о сохранении своих верноподданных».
Как рассказывают историки, благомыслящие жители Петербурга тут же поспешили как можно скорее покинуть свои городские квартиры и ретироваться на дачи. Город наполовину опустел.
Тем не менее, эпидемия распространялась стремительно. В каждом номере главной столичной газеты печатались сводки о заболевших и умерших. С каждым днем цифры росли. 21 июня в Петербурге было 185 больных холерой, примерно столько же до этого времени успело от нее умереть. 28 июня больных было уже 1,5 тысячи, каждый день уносил жизни полторы-двух сотен человек.
Народ против врачей
Дачи были не у всех. Среди оставшихся в городе людей, большинство которых были бедняками, постепенно росло недовольство. Больным запретили ходить по улицам, и полиция начала исполнять указ об этом чересчур рьяно. В лазареты свозили всех, кто имел неосторожность чихнуть или вытереть пот со лба. Больницы воспринимались, да и были на самом деле главными рассадниками заразы и подобием тюрьмы, выйти оттуда живым казалось чудом. Люди боялись там оказаться, прятались и убегали от полицейских.
Потом народный гнев перекинулся на врачей: возникло мракобесное убеждение, что они – вредители и нарочно морят народ.
22 июня в городе разгорелся настоящий бунт. Обезумевшая толпа заполонила улицы, крушила и ломала все на своем пути. Были разгромлены холерные лазареты на Сенной площади и на Большой Подьяческой улице, убиты несколько врачей. «Спасенные» больные вперемешку со здоровыми распивали вино и с песнями катались по городу на угнанных в больницах каретах.
Существует легенда, что император Николай I, который до этого времени пребывал в одной из своих загородных резиденций, срочно выехал в Петербург и лично усмирил восставших. Прибыв на Сенную, он якобы вышел из кареты и произнес проникновенную речь, во время которой воззвал народ к порядку, устыдил за неблагодарность по отношению к медикам и даже кого-то поцеловал. Главные зачинщики бунта пали ниц перед государем, каялись и плакали.
Документально эта история не подтверждена, и в газетах тех дней я не нашла ни малейшего упоминания о ней, как и многие исследователи до меня. Однако изображение Николая, который успокаивает бунтующих на Сенной, можно увидеть на одном из барельефов, украшающих постамент его памятника на Исаакиевской площади.
Что касается газет, то в них нашли отражение некоторые уступки, на которые пошли власти после случившегося. «Санкт-Петербургские ведомости» от 25 июня 1831 года провозглашают что отныне больные холерой могут по своему желанию оставаться дома, в больницу никого насильно забирать больше не будут.
«В каждой больнице будет находиться Священник, который для трудно больных и умирающих совершит все Христианские требы, а умерших отправит, по долгу Христианскому, на погребение. Полиция же отныне не будет вмешиваться ни в отправление больных, ни в принятие их в больницах, а будет только получать сведения от домохозяев о заболевших в домах, об отправленных в больницы и об умерших», - говорится в объявлении.
А в газете от 30 июня – еще одно сообщение, касающееся последствий бунта:
«При случившихся на сих днях в некоторых частях города беспорядках, люди, взятые в буйстве и неповиновении, и другие, приведенные к начальству частными жителями города, с обвинением их в покушениях к нарушению общественного благочиния и спокойствия, задержаны под арестом.
Для исследования поступков сих людей, изобличения и предания суду виновных из них, и освобождения тех, которые могли бы оказаться невинными, Государь Император Высочайше повелел составить особенную Следственную Комиссию, которая уже начала свои действия».
Не первый и не последний раз
В газетной сводке, опубликованной 15 июля, говорилось, что всего с начала эпидемии к этому времени число заболевших холерой в Петербурге составило 7567 человек, из них умерло 3804 человека. К концу августа эти цифры достигли, соответственно, 8943 и 4586 человек. Общая численность населения города в те годы составляла около 430 тысяч человек.
Болезнь отступала, и осенью эпидемия закончилась. Она была лишь частью большой мировой пандемии холеры 1829—1851 годов. В свою очередь, та пандемия в истории именуется второй. После нее были третья, четвертая, пятая, шестая и седьмая пандемии, последняя произошла в 60-х – 70-х годах XX века.
Кроме холеры, как известно, были другие смертельные заболевания, и каждая из наиболее известных зараз тоже лавинообразно захватывала мир не по одному разу.
Пока наша бедная планета все еще почесывается – цивилизация упрямо не хочет «проходить». Будем надеяться, что и новый коронавирус не избавит планету от этой напасти. Столько всего пережили – справимся и на этот раз.
Анастасия Петрова