Почему такие, как ты, рождаются в нужных семьях? Всё оказывается у вас! 138.

Глава 5.

– Давно хотел вас спросить – зачем вы вернулись, зачем приехали туда, откуда все делают ноги? – хлебнув ещё рома из своего стакана, после пары минут молчания со странной брезгливостью вдруг спро­сил Любимчик. – Сидели бы в своём Мюнхене или где ещё там, – благо, сейчас вся Европа открыта для своих, – чего вас сюда понесло? Ну, правда, чего? Ностальгия – вряд ли; вы ничего здесь не можете помнить. Ну, так что? Стремление пооригинальничать? Вот мол, как ещё на свете бывает. Или ещё есть что-то? Ну, что вы молчите? Кстати, почему вы всё время молчите?! Презираете меня?

– Просто, действительно, не знаю, – усмехнулся Бах­метов, – что вам сказать.

– Удобная позиция, – засмеялся Любимчик, потянувшись к бутылке, – зря не пьёте ром. Вы, вооб­ще, когда-нибудь пьёте? Вы знаете, что русского можно понять только тогда, когда в запое – ну хотя бы в трёх­дневном – посидишь. Весь этот абсурд дурацкой жизни сразу становится для тебя нормой. Такой особый вход в параллельный мир – или, если выразиться поэтичнее, – приглашение в русский космос. Дурак Ерофеев Венечка своими запоями гордился и зря – хоть сила сумасшедшая из тебя и прёт, да потом костей в этом ауте не соберёшь. Садизм по отношению к себе скоро становится мазохизмом – хотя это, наверное, уже другой разговор. Ну, так ты и не ответил, почему не остался в своей … Германии? Приехал сюда и сразу – хлоп! – Ударив в ладони, Любимчик накрыл одной ладонью стопку, указательным же пальцем другой руки ловко извлёк из глубин ротовой полости звонкий хлопок. – Всё пошло-поехало. Всё вокруг тебя – Сергей Александро­вич, Сергей Александрович, как то, как это? Работа, квар­тира, мать дом в Лисьем подбирает. Ну, почему, такие, как ты, рождаются в нужных семьях? Всё оказывается у вас! Гордишься этим?

– Вы – сумасшедший, – сказал Бахметов, с интересом гля­дя в глаза Любимчику – удивительно, но в какую-то секун­ду даже улыбнулся.

– Сумасшедший ты – приехал сюда, не зная зачем, и за­нимаешься, не зная чем. Ты понимаешь, насколько ты смешно выглядишь со стороны – приехал, чего-то вынюхи­ваешь, высматриваешь и почти всегда молчишь!

Отчего-то не удивляясь резкому переходу на «ты», Бах­метов вздохнул, вспомнив, что нечто подобное высказывал ему и пьяный Адик. Странным, однако, было то, что все, действительно, удивлялись его возвращению в город.

– А здесь – Россия, – выпив рома, поморщился Любим­чик, – грязная, посконная, но наша. Денно и нощно пре­зираю Россию, – так, кажется, у Пушкина,– но обидно, когда это чувство разделяют со мной иностранцы. Скажи, ты иностранец? И презираешь Россию? – «Явно переигры­вает» – поморщился Бахметов, но остался пока сидеть на стуле. – Молчишь? Я тебе скажу – ты любишь Россию больной и сумасшедшей. А выздоровела бы она, и тебя бы уже не интересовала. Или меня? Всё было бы очень нормативно и устаканено. Россия-то хороша в своей не­предсказуемости. Жизнь разворачивается как сказка и волшебное таинство. Только у нас может произойти что угодно и в какую угодно секунду. И тебя тянет к этой су­масшедшинке. Наверное, ты врач? А ты знаешь, что выздо­ровевший больной врача не интересует? Помню, сидели на сценическом мастерстве курсе на втором, – засмеялся вдруг Любимчик, – один из наших народных начитывает очередную лабуду, мы записываем; вдруг в аудиторию тёт­ка какая-то входит в синем халате и прямиком с ведром враскорячку чешет между рядами; неспешно так чешет, позванивая дужкой ведра. Мы, – а поток был сводный из всех мастерских, – перьями скрипим и смотрим – чем же дело закончится; народный продолжает наговаривать и смотрит, чем же дело закончится. Тётка проковыляла че­рез всю огромную аудиторию, подошла к кафедре, загля­нула куда-то внутрь и озадаченно спрашивает: «Здесь моей тряпки-то нет?» Мы, естественно, грохнули хором, тётка уковыляла, а я думаю: «На каком Западе в принципе та­кая история имела бы место быть?» Ну, ясно – тётка при­шла на работу, не нашла свою тряпку и пошла её искать по всем долам и весям. Не обращая, понятно, внимания на всё сопутствующее. Вот тебе и радости русского космоса. Вот и люби такую Россию, помня, что в других местах всё строго и невесело, кроме, разве что, какой-нибудь Брази­лии…

– Ты сказал, что ко мне есть разговор, – сказал Бахме­тов, глядя прямо в глаза Любимчику.

– Ты сейчас походя обрезал чувство патриотизма, как раввин режет крайнюю плоть, – усмехнулся Любимчик, – ну, да ладно. Разговор есть. Передай своему зятю или кем он тебе там приходится, что он делает ошибку, сбрасы­вая меня как ненужную шахматную фигуру. Такими, как я, разбрасываться не стоит хотя бы потому, что весь свой мо­лодой творческий задор я могу бросить на алтарь… чего угодно, и тогда земля будет гореть под ногами на­ших идеологических небратьев.

– Как я догадываюсь, Полина с ним говорила…

– Да, и по её словам, он просил передать, что не дове­ряет тем, кто слишком переигрывает – в жизни и бизнесе. И, говорит, постоянно переигрывает. А где постоянно-то? Подумаешь, обидел какого-то гостя с каменной башкой. Это – проблемы гостя. А если тебя сегодня обидел, Сергей, не обессудь – желчь разлилась, – Любим­чик влил в себя ещё полстакана рома.– Как выпью с утра – меня несёт, а я сегодня выпил. Завтра буду в норме, а ты иди и не забудь подумать о себе – тебе есть о чём подумать. А помнишь, как я заморочил тебя с папкой? – засме­ялся друг Любимчик – «И с Катей» – пронеслось в голове Бахметова. – Честно оказывал Евгению Александровичу услуги и даже без его особых инструкций. Ничего не пони­маю – вроде бы разбирается в людях… Кинул он меня, ре­ально кинул. А кстати, и для тебя новость – Машу твою за­брали в психушку. Да, точно тебе говорю – Полина полчаса назад звонила. Только не говори, что я порядочная свинья.

– Ты не свинья, ты… ты – тварь, мерзкое насекомое, – чуть не задохнувшись в брезгливом ужасе, вскочил со стула Бахметов. «Опять Полина? Почему, почему звонила По­лина?» – опять пролетело в его голове. – Сидел, всё знал и молчал. Таких нужно просто давить, – он схватил Любимчика за ворот рубашки и сильно тряхнул. – Весь твой талант – в бесконечном, бесконечно жи­вотном самолюбовании.

– Но, но! Я попрошу! – пьяно осклабившись, потянулся на стуле Любимчик, – но разговаривать было уже не с кем – Бахметов выбежал на улицу.

Продолжение - здесь.

ОГЛАВЛЕНИЕ.