Костромская авантюра

Очерк с некоторыми сокращениями был напечатан в №№ 3 — 4 (март-апрель) журнала «Охота и охотничьи собаки» за 1997 г.

АВАНТЮРА,  Устар. Легкомысленный поступок; приключение, похождение.

Словарь современного русского литературного языка.

Рога трубят

Каждую осень у московских борзятников начинается оживление. То и дело слышишь: группа собирается в Волгоград, или — компания приехала из Тамбова, а те уезжают в Курск, Луганск. Там столько-то дипломов получили, а там зверя было много и прочее, и прочее. Будто услышав призывный звук рога, кучкуются борзятники, собираются компаниями и отбывают в современные отъезжие поля.

Едут большей частью в южные, чернозёмные поля. Изредка только слышно про Тверь или Брянск. Поэтому было немного странно, когда мне предложили провести с борзыми испытания и охоту в лесной Костроме. Но потом, по своему обычаю делать иногда не так, решил я не упускать возможности поохотиться с борзыми в Костромской области. По чернозёмам-то я  натопал не одну сотню километров — дело известное, а тут ждут новые впечатления.

И не ошибся.

Всё начинается с вокзала. И первое серьезное приключение — это попытка пристроить в поезд десяток псовых борзых. Для этого требуются крепкие нервы и особое умение. Если сам не пробовал, то трудно представить, чего стоит  преодолеть упорство проводников да начальника поезда.

Но вот всё улажено: собак запихнули в тамбур первого вагона. Поезд трогается, и мы пытаемся спать.

Скорый нерешительно притормозил на полустанке, был остановлен стоп-краном, и на щебёнку посыпались дети, вещи и собаки. Моросил мелкий, холодный дождик. Поезд ушёл в мокрую ночь, а мы остались у груды сумок и рюкзаков на полотне. Пересчитали детей, собак и вещи — всё на месте. Быстро погрузились в ожидавший нас трёхосный “ЗИЛ” и затряслись по просёлку. В конце нашего пути, не столь долгого, сколь прихотливо извилистого, оказался большой дом с ярко освещёнными окнами.

Пока знакомились с хозяевами, размещались, пили чай — забрезжил рассвет. За чаем нас порадовали рассказами об обилии зайца в окрестных полях. Много ли надо! И чуть отдохнувшим борзятникам, от природы большим энтузиастам, сразу захотелось в поле. Поэтому, оперативно решив вопросы с путёвками и организацией испытаний, мы стали готовиться к охоте.

Первые поля

Ударили морозы. В ночном небе Млечный путь был настолько прозрачен и глубок, что действительно казался бесконечным. Работа по мёрзлой, без снега земле травмировала собак, но борзятников не удержать, и мы охотимся по жёсткой тропе.

Равняемся стернёй прямо от дома. На этом поле был овёс, и незадолго до нашего приезда его скосили. По рассказам, из-под комбайна русаки десятками сыпались. Сейчас это очень смахивает на охотничьи байки — мы топчемся который час безрезультатно.

Равняжка преодолевает полосу крепких соров и движется по целинной некоси к лесу. Однако, что это? А это впереди справа на зелёном выпасе лиса! Неспеша трусит она, сияя на солнце огненно-красной шубкой и оглядываясь на нас. Видно, кумушка дневала в сорах, да мы её побудили. Равняжка стала.

• Показывайте! Показывайте! — подсказываю я.

Оля поднимает повыше Шельму, и кажется, что сука сейчас пометит и поведёт за собой борзых. Но в это время метрах в сорока впереди первого номера с шорохом поднимается завидный русак. Плакса сходит со своры ещё неврубившейся Олеси и спеет к зайцу. За ней, заметно отстав, тянется и Барон.

Сука круто угоняет, и зверёк скрывается в траве. Плакса на несколько мгновений теряет его. Первоосенний Барон суетится тут же. Но зоркости суке не занимать, и, пометив в траве отросшего русака, который устремился к краю поля, она злыми ногами спеет к нему. Заяц рубежом, как-то солидно тянет к лесу, но Плакса лихо доезжает, угонкой сбивает русака вдоль опушки влево, быстро справляется и ставит его ушами назад. Подоспевший Барон проносится.

Сука опять угоняет. Русак бежит по опушке вдоль пашни. Он повис у Плаксы на щипце, и вскоре она потащила. Заловила и понесла. Барон держится около. Но в это время упущенный со своры, хоть и растолстевший, однако очень азартный Сармат разрывает пах зверя и лакомится внутренностями.

• Нет! Нам такая помощь не нужна! — говорит Плакса и кладёт русака на пашню.

Скачка получилась яркая, зрелищная, в пределах трёхсот метров.

Ну а лиса, конечно, слиняла.

Немного топонимики и географии

Запах дерева в нашем новом деревянном доме, особенно явственный в первые дни, расслабляет. После тяжёлых полей и ходьбы целый день приятно отдохнуть в деревянных комнатах. Мысли ленивы. Перед глазами плывут поля, перелески, овраги, речки, деревни — всё виденное за день.

Для каждых мест, каждых охотничьих угодий, кроме всего прочего, характерна своя, неповторимая музыка названий. Про себя повторяю названия речек: Корёга, Сендега, Коща, Погорелка, Телепёнка. Интересно. А названия деревень: Пилатово, Контеево, Груздево, Дор, Слон… Откуда Слон-то? Почему Слон? Слон и Слон, а почему — неизвестно. Или милая троица деревень-близняшек: Иванищево, Ванеево, Иваньково. Расположены рядом. Может нарочно так назвали? Урочища называются: Соснино, Бабьево, Бродниково — это, видно, от названий исчезнувших деревень.

Уже несколько дней мы обследуем угодья. Берём поля и выбираем маршруты в разных направлениях. Постепенно узнаём окрестности.

К югу — пойма реки Костромы с низменным “нашим” берегом и высоким, лесистым противоположным. На том берегу можно брать грибы, ягоду: клюкву, чернику. В речке Тёбзе водятся раки. От Костромы к северу до железной дороги идут поля с небольшими лесными островами и урочищами. Вся эта широкая полоса между рекой и железной дорогой пересечена с севера на юг речками и оврагами с овражками. Дальше, за железной дорогой, тоже поля и острова, постепенно переходящие в сплошной лес.

Охотнику и рыбаку здесь раздолье. Разнообразная рыба водится в Костроме. В чистой речке Удгоде удаётся выловить хариуса и форель. В здешних лесах можно поохотиться по крупняку: лосю и даже медведю. Беляк обитает в большом количестве. Русака в полях, конечно, заметно меньше. Охотнику по перу скучать в угодьях не приходится: разная боровая дичь — глухарь, рябчик и особенно тетерев — в изобилии. Прочёсывая поля в поисках русака, мы частенько поднимали табуны в несколько десятков тетеревов. Попутно, во время охоты, удалось обнаружить и пяток приличных лисьих нор.

Деревни, попадавшиеся нам, были на вид совершенно пусты. Жизнь, однако, тлеет в них. Так, перебравшись после очередного поля через речку Ожеговку, мы в деревне Усково наткнулись на довольно грустную картину: две древние старухи старательно пилили дрова двуручной пилой, по деревне бродило несколько кур и романовских овец. Правда, в наиболее населённые деревни пару раз в неделю привозят хлеб. Однако в сезон бездорожья, по здешним просёлкам можно проехать только на тракторе или на нашем всепогодном, ставшем уже родным “ЗИЛе”.

Почти Анна Каренина

Полные надежд, мы продолжаем исследовать местность. Помогает нам в этом Зилуша — большой, трёхосный, бывший военный грузовик.

Сегодня мороз особенно крепок с утра, но мы настроились сделать дальнюю вылазку к северу за железную дорогу. Едем по дороге с так называемым твёрдым покрытием. Не асфальтовым, но твёрдым. Поля, однако, становятся всё меньше и меньше. Всё ближе подступает лес.

Впереди, прямо на дороге мы с Митрофанычем замечаем тетеревов. Они не боятся машины и мирно продолжают заниматься своими делами. Большинство поклёвывает камешки с дороги, а пара косачей увлечённо токует. Распустили свои, с белым подхвостьем, лиры, надулись, крылья растопырили, топчутся. Рядом серенькая тетёрка мечтает. Подъехали мы почти вплотную, и только тогда, заметив движение людей в машине, тетерева прекратили обряд и стали разлетаться.

Пора нам остановиться.

Начинаем нашу охоту и движемся полями назад к дому. А это путь не ближний. Проходят часы, но кроме нескольких табунков тетеревов ничего поднять не удаётся. Да однажды в перелеске, недалеко, — вдруг залилась откуда-то случившаяся гончая. Погоняла немного и скололась. Всё. Тихо.

Пробираемся то полями, то бурьянами. Иногда подъезжаем на машине. Постепенно накапливается усталость. Всё труднее заставлять себя перебираться через овраги и лезть в бурьян. Долго ли, коротко — вот уже до дома остаётся несколько километров, и надежда на скорый отдых прибавляет сил.

Но не всё так просто, оказывается. Путь к нашему дому преграждает вредная речка Сендега, текущая по дну оврага. Спускаемся в овраг и пытаемся перебраться через неё. Не тут-то было! Только Таня — самая молодая и беспечная из нас — как-то умудрилась оказаться на том берегу. “Нормальные герои всегда идут в обход”, и мы долго пробираемся в поисках брода вдоль извилистого русла вверх по течению. По пути опять поднимаем ставших уже привычными тетеревов.

• Лиса! Лиса! — раздаются возгласы Тани.

На дне оврага замечаем Малинку, которая висит на трубе у лисы. Вот-вот возьмёт! Но так и скакали они, пока лиса не нырнула в кусты. Тут её сучка и стеряла.

• Нора! Посмотри — нет ли норы рядом! — кричим мы Тане и продолжаем поиски брода.

В конце концов, мы доходим до железной дороги. Ну теперь-то наверняка переберёмся.

Путь наш упирается в крутую, покрытую щебнем, пятнадцатиметровую насыпь. Сендега протекает сквозь неё через высокую, бетонную арку. Взбираюсь по кромке арки и останавливаюсь над речкой. До воды метра четыре, и, соскользнув с откоса, я, если не сломаю шею, то отделаюсь, как минимум, парочкой переломов. “Нормальные герои всегда идут в обход”, и борзятницы, выбрав более надёжный путь, на четвереньках, долго ползут вместе с собаками вверх по крутому откосу. При этом иные борзые помогают им, а иных приходится тащить вверх волоком. Наконец вся компания наверху. Остаётся пройти метров пятьдесят по шпалам — и преграда одолена.

• А что, если сейчас поезд?.. — вдруг беспокоится вдумчивая Оля.

Действительно — что? По бокам единственной железнодорожной колеи, влево и вправо, высокий и крутой, покрытый щебнем откос; по дну оврага течёт речка; сам овраг зарос кустарником. Прыгать вниз — костей не соберёшь. Так что — делать нечего — только идти вперед.

Я снизу, из оврага, вижу, как борзятницы с собаками на сворах торопятся, спешат. А поезд — лёгок на помине. Накликала Оля! Слышатся испуганные возгласы, и все припускаются бегом. Уже рядом раздаётся недовольный гудок. Вся компания бежит по шпалам. Может пора прыгать?! Ещё немного! Уже рядом!

• Вперёд! Вперёд!.. — подбадриваю я, ругая себя.

Они только успевают пробежать опасный участок и отпрыгнуть, как поезд проносится мимо.

В довершение у меня из-под ног салютом взрываются тетерева. Черти!..

Усталые, чуть испуганные и счастливые мы устраиваемся отдохнуть на подвернувшейся соломе. Всем, несмотря на морозец, жарко. Оживлённо вспоминается только что случившееся — надолго запомнится нам это приключение. Вся группа, освещённая солнцем, с борзыми на соломе весьма живописна.

• Таня! Так есть там нора? — интересуюсь у присоединившейся к нам, наконец, Тани.
• Ой. Я не знаю. Как она выглядит? Там какая-то дыра была. Я наклонилась, а у меня очки упали. Я их ищу, а там кто-то сидит и на меня смотрит. Ой, мне так страшно стало! — растягивая слова рассказывает Таня.
• Ну, дыра — это нора, как говорил Умный Кролик, — констатирую я, запоминая, на всякий случай, место.

Идиллия прерывается. Чёрно-пегая злобная Марта из тверской своры не преминула затеять потасовку, пытаясь взять Малинку по месту. Ну что за характер?! Никому спуску не даёт! Разгоняем борзых и устало идём, равняясь полями, к дому.

А вечером “банный день”. И хотя баня ещё не совсем обустроена, и особо не попаришься, но после неё, за чашкой чая, всё происшедшее кажется совсем забавным.

А охота продолжается

В наших частых поездках по окрестностям я наблюдал всегда с удовольствием загрузку борзых в кузов Зилуши. Поведение собак в это время показывало некоторые стороны их характера и было зачастую весьма интересным.

Так Плакса  непринуждённо, красивым прыжком взлетала в кузов с места. А по рассказам Олеси, она легко, с места прыгает в кузов и через закрытый борт. И этому верится. Тем более — у неё заметно скошен круп, а такие собаки вообще отличаются прыгучестью. То же наблюдается и у лошадей, отбираемых для конкура.

Другое дело Сармат. Тот хоть и делает имитацию попыток прыгнуть, но кончается тем, что Митрофаныч кряхтя берёт на руки эти добрые пятьдесят килограммов и водворяет в кузов.

А злючка Марта спокойно ждёт, пока её поднимут, и невозмутимо садится на руки.

Борзые достаточно быстро освоились с этим процессом. Было приятно смотреть, как Улан, Алмазка или, к примеру, Шельма запрыгивали красивыми прыжками на борт — кто с места, кто с разбега.

В доме поселилась простуда. Морозы сделали своё дело: недомогания преследовали охотников; равняжка укоротилась; прочёсывать поля стало труднее.

Лечение же предлагалось различное и радикальное: и антибиотики, и народные средства. Особенно приятно было лечение фирменным напитком наших хозяев. А готовится он просто: берётся сок калины пополам с сахаром и на половину разбавляется чистым спиртом. Получается вещь на вкус весьма приятная и исключительно полезная при простуде и для её профилактики. Рекомендуется принимать от ста граммов до двух стаканов за один приём.

Редкие встречи со зверем пригасили энтузиазм охотников. И то ли из-за этого, то ли из-за накопившейся усталости, но борзятникам уже хватало нескольких часов, чтобы набродиться по полям. Тем не менее, мы охотимся каждый день.

Морозная погода всё ещё держится. Ярко светит солнце. Равняжка из трёх номеров движется по золотистой стерне. Картина, между прочим, достойная кисти художника.

Неожиданно сзади номера встал молодой русак и резво побежал от равняжки к дороге. Осенистый Наян узрел зверька, и спущенная со своры в меру пара кобелей заложилась по нему. Скачку повёл Наян, но сразу же переда взял первоосенний Улан. Заяц сел на дорогу, но кобель не дал ему хода и крутой угонкой сбил в стерню.

Пока Улан и не поспевший к угонке Наян справляются, русак снова выходит на дорогу. Улан тянется за ним, а следом Наян. Через сотню метров, буквально наткнувшись на меня, зверёк круто сворачивает в стерню, пропускает борзых, садится на дорогу и начинает отрастать. Постепенно Наян отстаёт и останавливается, а настойчивый Улан долго тянется за русаком, и оба они скрываются из виду.

Марина бежит подлавливать собак. Через некоторое время все трое возвращаются без зайца, но ужасно довольные и счастливые. Что ж, первоосенний Улан показал себя молодцом!

Что может быть лучше плохой погоды?

После недели морозов и сухой погоды сразу резко потеплело, задождило, замёрзшая было земля раскисла. Перед выездом на охоту нарочно посмотрел на градусник — было плюс девять.

Тихо и сыро. На землю время от времени падает туман, потом медленно рассеивается. Сердце борзятника радуется такой погоде. Не угнетает псового охотника серое небо, не нападает на него тоска, а отправляется он в поля со своими собаками, и веселится его душа. Охоты в такие дни бывают удачными: заяц поднимается близко, его проще найти.

Вот и мы с утра с надеждой прочёсываем равняжкой из трёх номеров великолепные поля стерни вокруг деревни Слон. Упрямо и тупо, из конца в конец. И я в который раз удивляюсь оптимизму и упорству борзятников. Каждый день, после безрезультатных поисков зверя, нам становится ясно, что его нет и не будет. Но после отдыха, вечером во время ужина мы строим планы завтрашнего дня, а утром все полны надежд на удачу. Однако надежда на подъём, бодрившая нас с утра, всё ослабевает. А вместе с ней теряются силы. Становится скучно.

• Ой! Что это?! — вскрикивает Таня, пытаясь что-то рассмотреть в стерне под ногами. Для неё это не просто. Танины очки обладают сложным характером: то из них вываливается стекло, то они сами собой теряются, и  найти их непросто, потому что для этого нужны ещё одни очки. Это я уж по себе знаю — сам, бывает, мучаюсь со своими очками. Равняжка останавливается и все с любопытством и неясной надеждой ждут, чем всё это кончится.
• Тут что-то белое! То ли большая мышка, то ли маленький зайчик! — сражает нас Таня загадкой. Борзятники посмеиваясь движутся дальше.

Испуганный многоголосый писк. Шуршание стерни, мелькание серых существ у меня под ногами. Что за переполох в мышином царстве?!

Через мгновение выглянул из стерни белый как снег зверёк и уставился на меня чёрными бусинками глаз. Горностай! Выкунял уже, а снега всё нет. Секунда — и он исчез. Вот так большая мышка или маленький зайчик.

…Борзых пустили в свободный рыск. Оказавшись без надоевших свор, первоосенние затеяли игру в догонялки. Они уже втянулись, привыкли к нагрузкам, и наши прогулки для них — чепуха.

Слышится гул птичьих голосов: то ли голуби воркуют, то ли ещё что. Нет! Это бормочут тетерева! Погода их обманула: повеяло весной — и затоковали черныши. А вот и они сами. Расселись на опушке на берёзах. Да много-то их как! Считаю тетеревов в бинокль. Один, два, три… Ох ты! Тридцать тетеревов!

Бормотание косачей сливается в звенящий хор. Мы подходим к ним поближе. Подпустив нас метров на триста, тетерева начинают сниматься — и вскоре берёзы пусты.

Интенсивное токование тетеревов продолжалось и в последующие дни. Жаль, но мне так и не удалось добыть тетерева с подхода. Сидящие на деревьях, они ближе чем на семьдесят метров не подпускали, а когда поднимались у меня из под ног, ружья, как на грех, со мной не было. Но погоди Терентий — “ещё не вечер”! Я теперь твои повадки знаю. Обману тебя всё равно: или чучело поставлю, или на току возьму, или в августе с легавой добуду. Не будь я ружейный охотник!

…Дождь мелкий, надоедливый льёт и льёт. Ходьба по дождливой, сырой погоде, когда нет подъёма, удовольствие не большое. Стоит пройти десяток метров по бурьяну, как мокрый по пояс. А если продолжать подобное развлечение, то вскоре впору из сапог воду выливать. Возвращаемся домой мокрые, усталые, унылые.

Шесть часов вечера. Во дворе идёт кормёжка собак. Борзых кормят основательно только вечером. С утра, перед полем их оставляют голодными. К мискам собак  пускают одновременно. И пока привереды перебирают харчами, кто понаглей — старается перепробовать из всех мисок, бросив свою пайку. Чужое-то всегда вкуснее. Тут же вертится и абориген Гоша — ирландский терьер бомжистого вида. Его тоже не забывают. Пару хозяйских борзых щенков кормят отдельно. Суеты хватает. А сегодня, к тому же, всё осложняется дождливой погодой.

На хозяйском пруду лёд стаял, гусям и мускусным уткам на радость. Утка перелетела через двор и плюхнулась в воду. Это метров сто пятьдесят будет. Смотри-ка! Домашние утки разлетались — первый раз вижу. Пришла на дойку рыжая корова. Очень самостоятельная животина: сама выходит пастись, сама приходит.

Хозяйка, Лиза, всё хлопочет по хозяйству. По ней не скажешь, что это коренная москвичка. Послушала какие-то там агрономические курсы и теперь уже три года постоянно живёт в деревне. Вроде всё получается. И в огороде всё растёт, и полно всякой скотины держит: коровка, бычок на откорме, поросёнок, овцы с ягнятами, козы, гуси, куры, утки. Не боги горшки обжигают.

Земли хватает — с гектар наберётся. Кормов — тоже. Из хозяйства не продаётся ничего — всё для внутреннего потребления. Дети да внуки, друзья, родственники да знакомые — в доме не переводятся. Перепадает и собакам парного молочка. Иной раз и вовсе идиллию увидишь —  лакают страшная борзая и маленький котёнок это молочко из одной миски. Никто не хочет ссориться в этом доме.

В роли Моисея

• Разваливают Россию, — ворчит Митрофаныч. — Цель у них такая. Специально всё делается. И колхозы разваливаются не потому, что работать люди не хотят. Хотят, да не дают. Специально!

Мы трясёмся в кабине “ЗИЛа” и коротаем дорогу беседой.

Опять пошёл дождь — будь он неладен! А мы с утра так надеялись, что обойдётся. Не обошлось. Опять девчата промокнут до нитки. Охота пуще неволи!

Да, народ здесь интересный. Кто может — работает в колхозах или как их там. Заработки? Какие там заработки. Колхозы налоги давят да кредиты. Подворовывают все. Иначе не проживёшь. Народ, вообще, добродушный. Бывает, конечно, в подпитии иной и лют и страшен. Вон Митрофанычу пьяный тракторист на тракторе едва сеновал не развалил. Дело житейское. Мужики почти все охотники и рыбаки. Оно и понятно — мясо, рыба к столу не помешают. Понятно, куда тут блюсти нормы, сроки да снасти. Тоже — свой особенный, северный говор: говорят растягивая гласные и заглатывая окончания. Интересный народ.

• Да, разваливают Россию. Потому и уехал из города, — слышу я Митрофаныча сквозь урчание двигателя.

Его последнее время преследуют неудачи. То скат пробил на переезде, а ”ЗИЛ” — не “Жигули”. То печка в кабине потекла, и вся горячая вода ему в сапог вылилась. Теперь без печки едем. Хорошо, что потеплело. То “ЗИЛ” в кювет улетел — двумя тракторами вытаскивали. То коза в колодец прыгнула — еле спасли.

“ЗИЛ” сворачивает с дороги, переезжает через речку Сендегу и, упираясь всеми тремя осями, карабкается по склону оврага. Земля раскисла — недалеко и до греха.

• Зилуша хороший! Хороший! Давай! — поглаживает Митрофаныч приборную панель.

“ЗИЛ” не подводит и выбирается на поле.

• Нет! Хорошая машина! — улыбка прячется в мощной бороде.

Перед нами небольшие поля, полянки, перелески и лесочки. Двигаемся машиной вперёд. Полянки всё меньше, всё уже. Хватит уже!

Остановились. Не нравится мне здесь. Русака на этих кулигах не будет, а беляка побудить в перелесках без гончей практически невозможно.

Накрапывает дождик. Надежду гасить, так — сразу, не хочется, и я решаю пройти прямиком через лес к обширным полям, замеченным мною ранее по дороге.

Перебираемся через овраг с текущей по дну речкой. Борзых спустили со свор, чтобы не цеплялись за кусты и деревья. Только злючку Марту приходится вести на своре. Так и норовит прихватить кого-нибудь по мосту. А собаки только рады — затеяли игру в зарослях. Хозяева переживают. Да не бойтесь вы! Всё будет хорошо. Целы будут ваши собачки.

Дождик усиливается. Как всегда в незнакомой местности, кажется, что идём уже давно. Вокруг густой лес. С трудом пробираемся сквозь чащу. С намокших уже деревьев падают большие капли. Первой не выдерживает Таня. Весь опыт её городской жизни протестует против дождя, сырости, мокрого и тёмного леса:

• Куда мы идём? Я опять вся промокла!

Я, чувствуя, что, пожалуй, зря всё это затеял, отвечаю:

• Мы идём к полям.
• А где они?
• Впереди.

Я периодически бросаю взгляд на свой компас и сверяюсь с направлением.

Дождь кажется всё сильнее. Или это с деревьев добавляется? Мне и самому начинает казаться, что идём уже слишком долго. Нет. Ориентируюсь я обычно хорошо. Нужно двигаться вперёд.

В команде зреет бунт. Вот и самые стойкие возроптали:

• Пойдёмте на поле!
• Мы идём к полям.
• А вот слева поле!
• Нет. Это не поле — это овраг, а в нём речка, и нам её не перейти.
• А давайте попробуем?!

Я останавливаюсь. Соображаю. Где же те поля обетованные? Они должны быть рядом — я их видел. “Где Рим Великий?” —  или как там? Мне, положительно, перестаёт нравиться роль то ли Моисея, то ли Сусанина. Кругом лес. Слева овраг. Впереди должны быть поля.

• Девочки! Я думаю, что поля рядом. Вон впереди уже редеют деревья.
• Ой, и правда! Давайте пойдём! — радуется Марина.

Люблю я оптимистов!

Я иду вперёд. За мной цепочкой тянутся борзятницы с собаками. И впрямь, быстро выбираемся на большое поле. Не знаю, кто что подумал, но, кажется, все очень удивились. Перед нами большие поля выпаса, тянущиеся на многие километры и разделённые заросшими овражками.

Под, казалось, усиливающимся дождём строим равняжку и, полные, как всегда надежд берём несколько полей. Но наши надежды быстро смываются осенним дождём. Зайца нет. Да, это не поля обетованные. Все промокли. Пожалуй, надо возвращаться домой.

Вечером дома сохнем и в который раз решаем, что нужно всё-таки поработать с гончими. Уже давно обещают приехать гончатники, да всё как-то не получается.

С надеждой ждём следующего дня.

Последняя охота

Издалека послышался низкий тон рога. Это выжловка где-то побудила зайца, и Серёжа вызывает борзых  поближе к гону. Наконец-то у нас появилась возможность провести настоящую, правильную псовую охоту и попробовать борзых на лесных полянах и просеках.

Последние дни были тёплые, без дождей — классический чернотроп. Русская пегая выжловка была неказиста, бочковата и растянута, но, по словам хозяина, добычлива — и мы поверили в удачу.

Но напрасно мы заспешили полные надежд на рог . Гона не слышно: гончая помкнула по русаку, заяц утёк полем через деревню на пару километров, не очень паратая выжловка маровато погнала, не смогла стечь удалелого, и, в конце концов, сколовшись, снова пошла в полаз. По всему видно — русака она знает плохо.

• Митрофаныч, что-то мы ни разу не посидели у костра? Давайте, чтобы не мёрзнуть, разведём. Оно и веселее будет, — предложил я.

И Валентин Митрофаныч споро соорудил костёр, притащил скамью из машины, полушубок. Но только мы пригрелись у костра, как раздался выстрел, и сразу залилась гончая. Опять нас позвал Серёжин рог. Гон пошёл! Спешим к нему. Прислушиваюсь, где голосит выжловка. Предварительно расставляю пару номеров с борзыми близ опушки, а с главным номером подстраиваюсь ближе к гону. Останавливаемся на небольшой просеке. “Ай! ай!” — заливается гончая. По ходу гона стараюсь определить перспективный лаз. Гон удаляется, удаляется. Слушаю.

Вот зайчишка стал ходить малыми кругами. Вот Альта скололась и потом азартно залилась по зрячему. “Ай! яй! яй! ай!” — доносится плач.

Борзятницы жмутся, осматриваются — как же травить в лесу зайца? И, действительно, место крепковато. Нужно поближе к гону и поудобнее поискать местечко. Делаем быстрый переход вдоль опушки и выходим на широкую лесную дорогу.

Альта плачет, кричит где-то близко. С перемолчками, но азартно гоняет она на малых кругах. “Ай! ай!” — плачет выжловка по недостижимому и убегающему белячку.

Где же? Где?! Где верный лаз? Прикидываю, вспоминаю ход гона. Где пролез через эту дорогу зверь? Здесь! Здесь он вернётся обратно!

• Таня, стань у куста. Заяц должен здесь пройти. Не прозевай! — наставляю. Остальные борзые где-то потерялись.

“Ай! ай!” — близкий гон горячит кровь. Молча ждём.

За спиной раздаётся мягкое шлепанье и всхрапывание. Разинув рот вижу на пустынной лесной дороге парня на рыжем битюге-тяжеловозе. Усмехнувшись, всадник пришпоривает лошадь и галопом вылетает мимо нас на поляну.

• И чего только в лесу не увидишь, — роняю я и прислушиваюсь к гону — не оттопал бы.

“Ай! ай!” — плач Альты приближается. Шик, шик, шик, шик — на меня из сумрака леса выскакивает белое приведение. И прямо на стволы ружья.

• Вот! Вот! Вот! — указываю я борзой.

Заяц от неожиданности замельтешил. Что-то замешкалась Малинка; наконец пронеслась мимо меня, но не успела к беляку; пересёк он дорогу, и вот уже мелькает между деревьями его выцветшая шубка; потянулась было борзая и, вроде, рядом зверь был; да наддал белячок, показал на последок белый цветок, и  вернулась Малинка к хозяйке.

А-ах как жаль!

А вот и Альта следом; замелькала её пегая в румянах рубашка: “Ай! ай! ай!” — голосит, плачет и рыдает выжловка; вытекла на дорогу заячьим следом, смолкла.

• Тут пролез! Тут пролез! — накликаю я гончую, стараясь помочь.

Да она и сама выправилась. Залилась и пошла верхним чутьём. Чуть правее, однако, под ветер.

О! Только сердцем ружейного охотника можно понять, чего мне стоило сдержаться, когда беляк вылез прямо на стволы моего ружья. Не выстрелить и дать сработать борзой!

Я очень доволен. Как я сумел вычислить беляка! Как удачно выбрал место! Удался-таки наш первый опыт охоты с борзой на беляка.

• Таня! Что же ты так поздно пустила Малинку? — интересуюсь.
• Я поздно заметила! У меня очки потерялись.

Она расстроена, в глазах слёзы. А жаль! Вот обидно-то! Очень жаль. Малинка могла бы и сработать.

В лесу ударил выстрел, а вскоре смолкла и выжловка. Дошёл заяц — взял его Серёжа.

Напоследок сидим у костра. Таня утешилась тем, что получила на память белый хвостик-цветок добытого зайца. Девчата угощаются рябчиком, сбитым Сергеем. Обмениваемся последними впечатлениями.

Тяжело сегодня было побудить беляка. Он уже выцвел и лежит крепко. Наш-то белячок шумовой был — поднялся только после того, как Серёжа выстрелил по рябчику. Ребята видели нескольких глухарей, да взять их не удалось. А, вообще, для такой охоты с борзыми нужно стайку или, лучше, стаю гончаков. Чтоб ошалел беляк, стал ходить полянами, кулигами. Вот тогда будет дело!

С тем и закончились наши охоты.

Впрочем, нет. Был ещё в этот день прощальный обед с чахохбили из беляка. И это я тоже включаю в такое ёмкое понятие — псовая охота.

День последний

Лютик очень обиделся и убежал.

• И так всё нутро болит, а они ещё кусаются! — хныкал он, улепётывая от своих мучителей в овраг на ослабевших ножках после очередной серии уколов.

В доме, наполненном людьми, собаками и кошками он был любимцем. Трогательного, ласкового борзячонка постоянно гладили, брали на руки, играли с ним и оделяли прочими знаками внимания. Но не углядели. Свалилась напасть: захандрил Лютик; открылась рвота, понос; и пошли промывания да уколы, капельницы да антибиотики — все “прелести”, когда борзятник, проклиная судьбу и тоскуя от жалости, в очередной раз говорит себе: “Всё! Это последний щенок! Больше — никогда!”.

Спрятавшегося в овраге беглеца нашли и уложили в постель.

Сегодня день прощания, и я, прихватив ружьё, отправляюсь побродить по окрестностям. Может, повезёт и удастся добыть тетерева с подхода.

Серое небо уныло и сонно. Серы кусты и деревья. Серы поля. Тихо, сыро. Звуки приглушены. Земля мягка после дождя. Всё это навевает сон, притупляет желания.

Не спеша обхожу поля и урочища. Тетерева, которые раньше поднимались табунами то и дело, как сквозь землю провалились. Окрестности будто вымерли.

Сегодня природа отдыхает. Бывают такие дни.

А дома новое событие. Одна из молодых борзых, которые обычно свободно гуляли вместе со всей домашней живностью, не выдержала соблазна и придушила хозяйского ягнёнка.

Оля с Тамарой, тоже делавшие последнюю вылазку в поле, сообщили за обедом вести от местных охотников. Оказывается, зайца сильно повыбили до нашего приезда. В первые дни после открытия охоты добывали до пяти русаков на ружьё. Обидно — да нам наука!

Сумерки. Мы собираемся домой. Укладываются вещи, готовятся собаки. Их в дорогу не кормят.

Жаль покидать гостеприимный кров и его радушных обитателей. Так хорошо нам спалось в комнатах, сплошь деревянных. Так приятно было отдохнуть после многокилометровых, трудных походов по полям. Так вкусно было попить чайку или кофейку за длинным столом вприкуску с разговорами, делясь впечатлениями, строя планы новых охот.

Совсем стемнело. Мы забираемся в Зилушу, забрасываем в кузов вещи, грузим собак и трогаемся в последний путь. Мы выныриваем, как ныряльщики. Возвращаемся из необычного мира в мир с метро и телефонами, улицами и асфальтированными дорогами, фонарями и горячей водой из крана, работой и телевизорами. В наш обычный мир.

“ЗИЛ” не спеша накручивает сначала просёлок, а потом асфальт шоссе. Всё дальше мы от наших отъезжих полей — всё ближе к нашему дому. Вот и город. Машина вползает на мост через Кострому. Слышится какой-то шум — что-то, похоже, происходит в кузове. Митрофаныч, недоумевая, тормозит и выключает двигатель. Сразу прорезается ранее заглушаемый стук в кабину.

В кузове ничего не видно. Из-под борта, у выхлопной трубы клубится дым. Что-то горит! Быстро заливаем водой прогоревший кузов. Успокаиваем собак и себя. Всё обошлось. Просто из-за налипшей грязи выхлопные газы били прямо в деревянное дно — вот оно и прогорело.

Всё. Это было наше последнее приключение.

Мы всплыли в обычный мир. Вокзал небольшой, но уютный и чистый, полный света, с пассажирами, ожидающими поездов, был воротами в этот мир.

В изнывающем от жары купе пронеслись мы в темноте мимо полустанка, встретившего нас две недели назад.

Прощай, Костромская земля!

А может — до свидания?

Сергей Матвеев

Автор благодарит Марину Бултышкину за

большую помощь при подготовки этих заметок