Она, с самого начала, привлекла мое внимание, своими безмятежными манерами. Приезд новой смены в лагерь - это всегда суета, гомон сотен голосов, беспорядок. Сотрудники лагеря мечутся между вновь прибывшими: объясняя, направляя, помогая. Дети носятся в толпе, мамы нервничают, пытаясь уяснить организационные вопросы и уследить за своими чадами. А она спокойно стояла среди столпотворения и, глядя в маленькое зеркальце, поправляла макияж. Мальчик, приехавший с ней, сначала настороженно осматривал скопище народа вокруг, а потом присоединился к гогочущей детворе. И она была единственной женщиной, которая поминутно не одёргивала ребенка бесполезными призывами не убегать далеко и вести себя прилично. Захлопнув зеркальце, она поймала за воротник своего пацана, когда он завершал очередной вираж и, присев на корточки, привлекла его к себе. Мальчик с радостью обнял женщину, они посмотрели друг другу в глаза, улыбнулись и потерлись носами.
Всю смену я, исподтишка, наблюдала за ней. Вот она – мамочка из инстаграмма – думалось мне. Все женщины расслабились на отдыхе, никакой косметики, никаких укладок, маникюра, педикюра; а эта, всегда, при полном параде. Легкий макияж, ухоженные руки, волосы, продуманные наряды и неизменная приветливая улыбка.
В то лето я не работала с детьми. В мои волонтерские обязанности входила психологическая поддержка и помощь мамам. Женщины охотно делились накопившимся негативом: равнодушные мужья, непослушные дети, нереализованные личные амбиции, болезни, одиночество, тоска… То, о чем не хочется говорить, но, порой, необходимо высказать. А я, человек малознакомый, - идеальный слушатель, – как попутчик в поезде, с которым проговоришь ночь и расстанешься навсегда.
Она не спешила пообщаться. Я была убеждена, что ей не нужна никакая психологическая поддержка. Ведь она, такая уравновешенная, такая уверенная в себе, такая позитивная, просто картинка из статьи в гламурном журнале. Я неоднократно задавалась вопросом, что она делает на этом сборище, измотанных счастьем материнства, женщин.
Возможно, я так бы ничего о ней и не узнала, если бы не бросала курить. Как-то вечером, после отбоя, я укрылась в беседке с очередной последней-припоследней сигаретой. Сотрудникам лагеря запрещали курить открыто, поэтому я, с особым удовольствием, затягивалась, вспоминая Марка Твена, который утверждал, что бросить курить очень легко, он сам много раз это делал. Тут она и появилась на пороге беседки:
- Ника, можно вашу зажигалку?
Она прикурила тонкую коричневую сигарету, я таких уже сто лет не видела.
- Мм, здорово, - промолвила она, усаживаясь на маленький диванчик. Она курила с таким наслаждением и так красиво, что я испытала сожаление, что моя сигарета последняя-припоследняя.
- А я и не знала, что вы курите, – сказала я.
- Я и не курю. - Она усмехнулась, стряхивая пепел.
Мы молчали, а я, поглядывая на неё, думала, что бывают же женщины, которым удается выглядеть идеально в любое время суток. Каштановые волосы, небрежно собранные в ракушку, образовывали безукоризненный «художественный беспорядок», над которым трудятся стилисты. Тонкие пальцы с французским маникюром постукивали по сигарете. Она перехватила мой взгляд и улыбнулась:
- Хорошо, иногда, с кем-нибудь помолчать. – Она вернула мне зажигалку – Я, действительно, не курю. Бросила семь лет назад. Просто, порой, хочется вспомнить, какой беззаботной ты была когда-то. Знаете, это удивительное чувство, когда твоя взрослая жизнь, целиком и полностью, принадлежит только тебе. Когда ты можешь позволить себе любое безрассудство, потому что никому ничего не должна. Твое время – только твое. Твое настроение – только твое. Твое здоровье – только твое.
- Разве бывает иначе? – спросила я.
Она не отвечала, но эта пауза в разговоре не смущала меня, с ней, действительно, было уютно молчать.
- Я – мама аутиста, - улыбаясь, проговорила она, спустя пять минут, - В моей жизни, всё иначе.
Она снова замолчала, а я не знала, стоит ли спрашивать, или лучше дождаться очередной её реплики.
Мне хотелось узнать, как ей удается выглядеть, такой не похожей, на всех этих замученных мамочек, вынужденных поднимать своих необычных детей, в этом обществе, помешанном на нормах и шаблонах.
- В моей жизни, всё иначе, - повторила она, потушив сигарету, - я, словно, на войне. Всегда в строю, всегда в боевой готовности.
- Против кого же, вы, воюете?
- Против невежества и нетерпимости, страха и скудоумия.
- Ваши враги беспредметны и незримы…
- Увы, более чем, зримы. Я их встречаю, ежедневно, в магазинах, в парках, в транспорте. Даже такое безобидное место, как детская площадка, - настоящий плацдарм военных действий. Там часто разворачиваются самые кровопролитные бои.
- Кто же, вы, на этой войне? Вы убиваете? Вы берете в плен?
- Не знаю…Иногда, я камикадзе, а порой, миссионер. Как бы мне хотелось передать свою веру, всем тем, кто боится принять иных детей. Детей, на которых общество нацепило снисходительный ярлык, - «особенные». Казалось бы, такое положительное слово, но, когда мне приходится произносить его, применимо к Гоше, я часто вижу, как люди настораживаются и даже пугаются, словно речь идет о заразном заболевании со смертельным исходом. В нашей стране очень многие родители понятия не имеют, что такое аутизм, но, заранее, возражают против присутствия особенного ребенка в детском саду, в школьном классе с их детьми, развивающимися по нормам районной поликлиники.
- Может так они пытаются защитить своих детей?
- Нет. Так они лелеют свои страхи. Их дети этих страхов не ведают и не делят друзей-приятелей на «особенных» и «обычных». Мой Гоша, контактный, очень приветливый и любознательный мальчик. К нему постоянно, на детских площадках, подбегают малыши. Он охотно вовлекается в игры. К сожалению, многие мамы, почувствовав, что Гоша чем-то отличается от их ребенка, сразу напрягаются. Одна из десяти отнесется доброжелательно и с пониманием.
Пока Гоша был младенцем мы не так часто сталкивались с внешним миром. А сейчас, я ежедневно отстаиваю право моего ребенка на общение в садике, на громкий смех в магазине, на слезы в метро. Вы не представляете, как много мам, с детьми аутистами, проводят свои дни в четырех стенах. Они боятся осуждения, брезгливых взглядов, откровенного хамства. Им стыдно за себя и за своих особенных детей.
Она было прикурила вторую сигарету, но тут-же погасила её.
- Ну, я побегу, – она улыбнулась и протянула мне руку – Особенным мамам тоже, иногда, полезно высыпаться.
Она легко сбежала по ступенькам и скрылась за поворотом аллеи, ведущей к жилому корпусу.
Я, еще некоторое время, сидела в сгустившихся сумерках и повторяла вслух и про себя: «особенные мамы», «особенные дети», «особенные». Когда-то мне казалось, что быть особенным – это божий дар…