(отрывок из поэмы-фэнтези «Сфинкс»)
Читатель, если вы не читали начало поэмы, то оно здесь.
Исповедь дона Педро
По молодости капелланом
Служил в полку драгунском я.
Смирен я был, согласно сану,
И командир ценил меня.
К делам духовным щепетильно
Дон Педро относился. Сильно
Причастие он уважал
И часто у меня бывал.
И потому имел всегда
Бутылочку кагора я.
Однажды вечером, поздненько,
Когда горнист сыграл отбой
И я уж задремал маленько,
Пришел Дон Педро — сам не свой.
«Мне б исповедаться», — сказал.
Ну, что тут делать? Я не стал
Вопросов лишних задавать:
Сам скажет, если подождать!
Я в комнату его впустил,
Кагора рюмочку налил.
«Нет сил! Уж лучше удавиться —
Дон Педро чуть ли не ревёт. —
Покойница ночами снится,
В могилу за собой зовет!
Терзает душу стоном, плачем,
Признаться должен я — иначе
В конце концов сойду с ума…
Налейте мне еще вина!»
Дон Педро осушил бокал —
И вот что мне он рассказал.
Дон Педро в молодые годы
В деревне отдаленной жил.
Согласно замыслу природы
Он девушку одну любил.
Хотела пара обвенчаться,
Но запретили им встречаться
Родители — уж почему,
Я и не помню. Потому
Сбежать решили молодые.
Решили — и осуществили!
«Как глуп я был, о боже правый! —
Дон Педро горестно стенал,
Тряс головой своей кудрявой, —
Моя вина!» — все повторял.
Он рассказал, как ночью темной
Они ушли тропой укромной.
Дремучий лес был на пути —
Пришлось им наугад идти.
Да в том лесу и заблудились,
И средь болота очутились.
Гнилая, гиблая трясина
Под их ногами раздалась,
Вглубь потащила злая сила,
По телу тяжесть разлилась.
По грудь уже их засосало,
Девица криком закричала.
Вцепилась в парня что есть силы.
Дохнуло холодом могилы,
Смертельный ужас охватил —
Сопротивляться нет уж сил!
«А я чего? — дон Педро плачет. —
От страха как с ума сошёл,
Кричу: «Да отцепись, иначе
Не выбраться нам нипочём!»
Она же липнет все сильнее,
Спастись надежда все слабее..
Гляжу — березка изогнулась,
К болоту веткой протянулась.
Я понял: если дотянусь —
От страшной участи спасусь».
«Да погоди, — кричу любимой, —
Дай ветку мне рукой достать!»
А та вцепилась с новой силой,
Как клещ — никак не оторвать!
Вниз тянет, в жуткую трясину,
Уже зловонную я тину
Чуть не глотаю — жуть взяла
Такая, что сошёл с ума.
Я руку выпростал с трудом,
В лоб милой врезал кулаком.
И вот уж кончено: сглотнула
Трясина милую тотчас.
А перед тем она взглянула
В лицо мне. Вижу, как сейчас
В глазах ее вопрос немой:
Да как же так? За что, родной?
Глядит — нет страха, осужденья,
А лишь немое сожаленье.
Мне разом расхотелось жить,
Я стыд решил свой утопить.
Обмяк я, стала жизнь немила,
Тону, злой рок вовсю кляня,
И вдруг неведомая сила
На сушу вынесла меня.
Захохотал тут кто-то жутко,
Лишился я совсем рассудка,
Оглох, бежать пустился прочь,
Пути не разбирая, в ночь.
Очнулся только на заре
На постоялом я дворе.
Свое я вспомнил преступленье,
Корил себя, навзрыд рыдал.
С тех пор искал я утешенье
В вине — пропойцей горьким стал.
Напьюсь — и вроде отпускает,
Трезвею — вновь тоска терзает»…
Дон Педро голову склонил,
На руки, плача, уронил.
Ну, думаю, пора начать
Мне мученика утешать.
«Ваш приговор весьма поспешен,
Не так уж виноваты вы.
Таков уж человек — он грешен,
И слаб — здесь нет его вины!
Перед лицом ужасной смерти
Недолго оступиться. Черти
В такой момент нас искушают,
Безжалостно наш ум терзают.
Когда темнеет наш рассудок —
Недолго совершить проступок».
«Святой отец! Хочу сознаться —
Не знаю я, как дальше жить!
Не все я рассказал… Признаться,
Об этом трудно говорить.
Ни с кем я этим не делюсь —
Помешанным прослыть боюсь.
Со дня погибели любимой
Прошел уж месяц… С новой силой
Терзаться начал я: во сне
Она являться стала мне!
В исподнем стыдном представала,
Плоть соблазняла красотой,
Как стадо бесов хохотала,
Манила в бездну за собой.
Такая оторопь брала,
Что жизнь была мне не мила.
В поту холодном просыпался,
Заснуть опять и не пытался —
Глаз до утра я не смыкал —
Вином молитвы запивал.
И день не в радость мне; бывает,
Трясутся руки, жуть берёт,
А как отбой горнист сыграет —
Она опять во сне придёт.
Сгубить мою желает душу
За то, что выбрался на сушу,
Её оставив умирать.
Пытается во мрак загнать,
Где плач, тоска, зубовный скрежет,
И так — пока рассвет забрезжит!
Молитв прочел — наверно, тыщи.
А сколько месс я отстоял?
Уж сколько раз мое жилище
Святой епископ освещал!
И все впустую. Я, признаться,
Был с верою готов расстаться,
И всякий день в трактире местном
До ночи пил — рецепт известный!
Частенько напивался я
До состояния бревна.
Да я не против был и раньше
Набраться доброго вина,
А тут стал думать: что же дальше?
Ведь я могу сойти с ума!
Питье приносит то и дело
Трактирщик ловко и умело,
Пустых кувшинов на столе
Уж столько, что нет места мне.
Не наложить ли на себя
Мне руки — начал думать я.
И как-то раз неподалеку
Какой-то пьяница присел,
Ну, думаю, затеял склоку —
Так долго на меня смотрел.
Я пойло внутрь себя вливаю,
Что пью — уже не различаю.
Пьянчужка подошел ко мне —
Изрядно был он подшофе —
Назвался, сделал важный вид,
Икнул, и так мне говорит:
«Гляжу на вас — аж тошно стало,
И должен честно я сказать:
По-благородному пристало
Драгуну зелье принимать.
А вы же пьете, как сапожник,
Без разуменья, как безбожник».
Присел на стул со мною рядом,
Глядит в глаза мне гордым взглядом.
А я от наглости такой
Застыл, сижу как неживой.
Потом за саблей потянулся,
Чтоб наглую башку срубить,
Да не сумел — лишь чертыхнулся,
И снова начал зелье пить.
«Мешать коньяк с ячменным пивом! —
Пьянчужка говорит игриво. —
Как можно! Это ж, так сказать,
Как с девкой грязной переспать
После того, как побывали
У знатной дамы в будуаре».
Я молча пью, не обращаю
Вниманья на него, а он
Трещит, подлец, не умолкая,
Да все про пиво с коньяком.
«Коньяк, хочу я вам сказать,
Дрянь редкая. Но запивать
Его чудесным нашим пивом
Воистину недопустимо.
Сказать точнее можно так:
Вы, сударь, форменный дурак!»
Принявши вид победоносный,
Заткнулся гад, ответа ждёт.
А я молчу… Наглец несносный
Опять открыл болтливый рот.
«У тех, кто пивом запивает
Коньяк, видения бывают.
Покойники во сне приходят,
До сумасшествия доводят.
Воспользуйтесь моим советом:
Бросайте вы привычку эту!»
И тут я чуть не подавился,
Воскликнул: «Эврика! Ура!»
Господь, я понял, обратился
Ко мне устами болтуна.
С тех пор весьма я щепетилен
В питье. Хватило мне извилин
Понять, что пиво с коньяком
Мешать нельзя. Одним глотком
Коньяк допил и вышел прочь.
Виденья кончились в ту ночь!
Закончил свой рассказ дон Педро,
«Что ж, слава Богу! — говорю, —
Что пить кагор душе не вредно.
Подвиньте рюмку, подолью!»
Дон Педро вновь заговорил:
«Меня лукавый соблазнил,
Бурды с солдатами напился,
И снова жуткий сон приснился.
Нельзя ли как поколдовать,
Виденья навсегда изгнать?»
Продолжение следует