ОТРЫВОК ИЗ ОЧЕРКА СР. АЗИИ АРМИНИЙ ВАМБЕРИ 1868 год.
От Бала Мургаба до Герата считают четыре дня езды на лошадях, для верблюдов в этой гористой местности требуется вдвое больше времени, тем более для наших, чрезмерно нагруженных. К югу от Мургаба виднелись два горных пика, и нам сказали, что мы прибудем туда через два дня марша. Оба носят название Дербенд, т.е. "Перевал"^124 ; они намного выше и уже, чем перевал на правом берегу Мургаба, ведущий в Меймене, и их легче оборонять. По мере продвижения вперед природа приобретает все более дикий и романтический характер. Высокие скалистые глыбы, образующие перевал Дербенд, увенчаны развалинами старого укрепления, о котором ходят самые разнообразные басни. Дальше, у второго Дербенда, почти на самом берегу Мургаба, находятся руины старого загородного дворца. Это летняя резиденция знаменитого султана Хусейн-мирзы^125 , приказавшего построить здесь каменный мост, Пул-Табан, следы которого можно еще обнаружить. Во времена этого самого просвещенного правителя Средней Азии вся местность процветала, и на берегу Мургаба стояло в ту пору еще несколько загородных дворцов.
Пройдя через второй перевал, мы оставили за собой Мургаб, и дорога повернула направо, к западу, на возвышенную равнину, которая вплотную граничит с той частью пустыни, которая населена салорами. Здесь начинается подъем на высокую гору Балх-Гузар; переход через нее продолжался целых пять часов. Около полуночи мы прибыли на место, носящее название Могор, и оттуда на следующее утро приехали к развалинам города и крепости Калайи-Нау^126 , окруженным теперь несколькими кибитками хазарейцев, которые на вид еще беднее джемшидских кибиток. Как я слышал, еще 50 лет назад Калайи-Нау был в цветущем состоянии и служил своего рода перевалочным пунктом для караванов, направлявшихся из Персии в Бухару. Тогда городом владели хазарейцы, они были настолько заносчивы, что предъявляли требования правительству Герата, однако битвы, навязанные ими Герату, погубили их самих. Они превратили в своих врагов и персов, потому что состязались с туркменами в разбойничьих набегах на Хорасан. В то время Калайи-Нау имел для работорговли то же значение, что теперь Мерв. Обитающие здесь хазарейцы из-за смешения с иранцами не сохранили монгольский тип в чистом виде, как их братья в окрестностях Кабула, к тому же они по большей части сунниты, тогда как те причисляют себя к шиитам. Если мне правильно сообщили, то северные хазарейцы отделились от южных только во времена Надира; под давлением нового окружения они частично стали суннитами.
Говорят, что хазарейцы (В Персии хазарейцев именуют берберами; некогда в горах между Кабулом и Гератом существовал город Шахри-Бербер, о величине, блеске и великолепии которого рассказывают легенды. Бернс говорит в своем сочинении о Кабуле (стр. 232): "Остатки этого имперского города под тем же названием (Бербер) видны еще и по сию пору".) были перевезены Чингисханом из Монголии, своей прародины, на юг Средней Азии и благодаря влиянию шаха Аббаса II обращены в шиизм. Поразительно, что они заменили свой родной язык персидским, который даже в населенных ими областях не повсеместно распространен, и лишь небольшая часть, оставшаяся изолированной в горах поблизости от Герата и уже несколько столетий занимающаяся выжиганием угля, говорит на некоем жаргоне монгольского языка. Они называют себя, так же как и место, где они живут, Гоби.
Баба-хан, глава хазарейцев в Калайи-Нау, вследствие своей бедности и слабости должен был бы по крайней мере признать верховную власть Герата, отстоящего всего в двух днях пути. Но он тоже напускает на себя вид независимого правителя, и не успел наш караван расположиться около развалин, как он появился собственной персоной и потребовал пошлину. Снова брань и споры. Керванбаши собрался отправить посыльного к сардару в Герат, угроза подействовала, и вместо таможенной пошлины уже он удовольствовался изрядным камчин-пулу, причем безбожный хан не забыл даже хаджи, и мне снова пришлось заплатить два франка за своего осла. Купцы закупили здесь много фисташек и легкой суконной ткани барак, производством которой славятся хазарейские ткачи; во всей Северной Персии и в Афганистане она идет на шитье верхней одежды, чекменей. От Калайи-Нау до Герата дорога опять идет через высокие горы. Расстояние всего 20 миль, но путь очень утомителен, и нам понадобилось четыре дня, чтобы преодолеть его. В первый день мы остановились у деревни Альвар, неподалеку от развалин бывшей разбойничьей крепости, где обитал Шир Али Хазаре. На второй день мы перешли через гору Серабенд, вершина которой покрыта вечными снегами; там мы изрядно намерзлись, несмотря на то, что сожгли невероятное количество дров. На третий день дорога все время шла под откос, местами она становилась очень опасной, так как тропинка шириной в фут тянулась по склону горы, и один неверный шаг мог увлечь верблюда и человека в глубокую пропасть. Мы благополучно спустились в долину Серчешме, где находится основной исток полноводного ручья, который орошает с севера Герат и затем устремляется в Герируд. На четвертый день мы, наконец, добрались до Карруха, принадлежащего Герату и отстоящего от него в четырех милях. Караван, отправившийся в Бухару по весне, вышел из Герата, когда тот был под осадой Дост Мухаммед-хана. С тех пор прошло шесть месяцев, известие о взятии, разграблении и опустошении города дошло до нас уже давно, и легко представить себе стремление гератцев разыскать свой дом и увидеться с семьей и друзьями. Несмотря на это, всем нам пришлось ждать целый день, пока сборщик податей, дерзко, по-афгански, нагрянувший еще рано утром, не составил точной описи всех прибывших и всего, что привезено. Я представлял себе Афганистан как страну почти организованную, где благодаря длительным контактам с западными основами можно будет найти по крайней мере какой-то порядок и гуманность. Я думал, что уже близок конец моему маскараду и моим страданиям. К сожалению, я ошибался. Первый же встреченный мною афганский чиновник затмил своей жестокостью и варварством среднеазиатских представителей власти, и все, что мне рассказывали об ужасах афганского таможенного досмотра, показалось мне слабым в сравнении с тем, что я здесь увидел. Тюки с товарами, которые владельцы не захотели открывать, были под стражей отправлены в город, багаж путешественников осмотрен и переписан вещь за вещью; несмотря на прохладную погоду, всем пришлось раздеться, и все предметы одежды, кроме рубашек, кальсон и верхнего платья, были обложены пошлиной. Этот грубиян, сборщик податей, хуже всего обошелся с хаджи, он не пощадил даже небольшого запаса галантерейных товаров и, что совсем неслыханно, назначил таксу в пять кранов с каждого осла. За этих животных, стоивших в общем 20-25 кранов, мы уже до сих пор переплатили уйму всяких пошлин. Так как многие действительно были бедны и не могли ничего заплатить, он заставил их продать своих ослов; его возмутительный метод действий жестоко отразился и на мне - я лишился почти всех средств. К вечеру, когда грабеж закончился, появился губернатор Карруха, имевший чин майора, чтобы получить свой камчин-пулу. Он был достаточно суров, однако его истинно военная выправка и застегнутый на все пуговицы мундир, первый вновь увиденный признак европейской жизни, произвели на меня невыразимо отрадное впечатление. Батор-хан (так его звали) сразу заметил не только мое изумление, но и мои чужеродные черты лица. Он принялся расспрашивать керванбаши, велел мне сесть поблизости от него и обходился со мною предупредительно, выделяя среди прочих. Беседуя со мною, он все время сводил разговор к Бухаре, часто тайком улыбался мне, словно желал поздравить меня с благополучным завершением миссии (потому что он так думал), и, хотя я непоколебимо упорствовал в своем инкогнито, он протянул мне на прощанье правую руку и хотел на английский манер потрясти мою, но я, предупредив его, поднял обе руки с намерением дать ему фатиху, после чего он со смехом удалился. На следующее утро наш караван должен был войти в Герат, потратив более шести недель на путь, который можно было бы пройти за 20-25 дней. Мы уже показали на отдельных примерах, как мало благоприятен этот путь для торговли. Теперь мы постараемся представить в одном списке все таможенные тарифы, по которым мы платили за рабов, тюки и скот в самых разных местах на всем протяжении пути.
Венгерский востоковед, путешественник, полиглот.
Родился: 19 марта 1832 г. Умер: 15 сентября 1913 г. (81 год), Будапешт, Австро-Венгрия.