Промозглый, сырой февраль... В таком же сыром феврале 1993 года, оставив любимую работу архитектора-реставратора, я начал делать первые шаги в том, что тогда называлось, «свое дело».
Что наше реставрационное управление «на ногах» не устоит – стало понятно уже со второй половины 92-го. Доллар неукротимо пер вверх, рубли – будто лабораторные мушки-дрозофилы – размножались с невиданной быстротой. С мечтами о науке, творчестве и карьере пришлось распрощаться. Перед Новым годом, когда моя зарплата в эквиваленте спустилась до отметки в восемь долларов, я подал заявление об уходе «по собственному».
«…Ну что ж, попробуем. Огромный, неуклюжий, скрипучий поворот руля…» – океанской волной вздыбился пред Осипом Мандельштамом 1918 год, начало новой эры.
Восприятие начала девяностых годов в моем сознании чем-то перекликается с уличной атмосферой Нью-Йорка: серо, обшарпанно, грязно, но самое главное, совершенно невероятные типажи: каких нынче, наверное, уже не встретить; какие простой советский человек до перестройки и представить себе не мог.
В ту пору, поднятая океанским валом, с самого дна, из каких-то расщелин, проулков и подворотен полезла наружу невероятная смесь персонажей Эжена Сю, Бальзака и Драйзера; где лики титанов перемежались с рожами и харями из темных подвалов.
Подобно стальному шарику на наклонной поверхности – очевидно, следуя естественным законам природы – эпоха ринулась вниз, перемалывая как остатки прошлого, так и наши представления о будущем, желанном и светлом, как в детской песенке про качели из «Приключений Электроника».
«...Со всей России сорвало крышу, и мы со всем народом очутились под открытым небом». Это Пастернак. А вот Есенин: «Еще закон не отвердел, страна шумит, как непогода. Хлестнула дерзко за предел нас отравившая свобода…».
«Чаяемые» перемены обошлись нашему поколению в немалую цену. В моей институтской группе, на благополучном архитектурном факультете, всего было шесть парней, троих из которых давно уже нет. У маминой лучшей подруги было двое сыновей. До сорока лет не дожил никто. Многих сверстников с моего столь же благополучного двора, населенного сплошь научной и технической интеллигенцией, также нет в живых. Общие причины – наркотики, пьянство, самоубийство. Пограничное поколение стыка веков, да чего уж там веков – тысячелетий, в массе своей не сдюжило «свободы», накрывшей нас поистине «девятым валом».
С детства всем нам твердили: достаточно найти что-то одно, определиться и честно работать, идя по «прямой дорожке», не перебегая с места на место. В той реальности все эти советы оказались катастрофически бесполезны: немалое число людей, последних «рыцарей» советской эпохи, пыталось удержаться за то, что само по себе уже на ногах не стояло.
«Что же дальше? Одни зигзаги вместо прямых дорог?»
«Прямые дорожки» сменились одиночным рассыпным бегством кто куда, затянулись травой, затерялись в густых зарослях и топях. Чтобы уцелеть, нужно было идти «в обход», как посоветовал Пер - Гюнту неведомый, всепобеждающий «Кривой».
В стране, резко потерявшей ориентиры, оставалось одно достойное занятие – бизнес. Именно сюда устремлялись люди, обладавшие волей, умом и характером; именно здесь они сталкивались локтями и лбами, отстаивая право на свое место под солнцем. Все прочее вело к унылому, беспросветному, безнадежному существованию.
А солнце в ту пору, казалось, светило как никогда ярко – новая страна, новая жизнь, новые возможности, коим, казалось мне, не было конца и края… Как перед стародавними флибустьерами, передо мной раскрывалась новая, неизведанная, полная тайн земля.
Но, до нее надо было доплыть. На ней – надо было удержаться. А выживание в этих джунглях определялось правилом – либо ты начинаешь действовать по другому, чем обычно: быстрее, сильнее, способнее – либо тебя не становится.
Доплыли, удержались – далеко не все. И вот опять – в который уже раз! – наше еще не старое поколение вступает в очередную эпоху перемен – и что же она нам готовит?