Ехала я электричке. В окно било солнце, за окном мелькали милые моему сердцу березки. Я пребывала в состоянии приятной влюбленности и смотрела, как весело солнечные зайчики гоняются друг за дружкой по листве. Послышался громкий хлопок съезжающихся дверей. Я не помню, почему я обернулась, но я знаю точно, что я это сделала. В проходе стояла дама почтенного возраста, через ее руку были перекинуты какие-то тряпки. «Торговка», — легко решила я эту задачку и вновь повернулось к окну.
Но не тут-то было, позади меня не раздавалось ни звука. Я обернулась еще раз и по моей коже поползли мистические мурашки. Клянусь резцами большого речного бобра, эта дама не шла, а парила над поверхностью пола!
Тут мое сознание окончательно бросило руль, и пока я гипнотически пялилась на даму, оно остолбенело блуждало где-то внутри меня. Всякий раз, как я вертела головой, чтобы не перемыкать ток крови, дама незаметно для меня перемещалась и беседовала с пассажирами. Она успела прособеседовать двух-трех прежде, чем подсела ко мне. Дама придвинулась очень близко и буквально вжала меня в окно.
Пока я разглядывала высокую прическу, яркие голубые глаза и смуглый тон лица, она безо всяких «здрастье» или «меня зовут», выразилась, что я — аппетитная и сочная девочка (что было обидно, летом с меня всегда сползает лишняя десятка килограмм), а затем начала вслух заговаривать от несчастий. «Цыганка», — запоздала дошло до меня.
Чувствуя, как оконный косяк подсчитывает мои ребра, я не без некоторого любопытства изучала нечаянную собеседницу. Цыганка смотрела на меня совершенного глупым, телячьим, сострадательным взглядом. Она причитала надо мной так, будто я имела несчастье терпеть бедствие 14 апреля 1912 года под церковные гимны. И все жалела и жалела меня, все сострадала и сострадала. И тут во мне что-то щелкнуло, я никогда не чувствовала себя баловнем судьбы, и, кабы такая возможность представилась, на некоторые подарки фортуны предпочла бы оформить возврат. Как смеет эта женщина смотреть на меня такими всепонимающим и всепрощающими глазами, когда она ничего не знает обо мне? Как она смеет понимать меня, когда я и сама-то себя не всегда хорошо понимаю, по какому-такому праву она монополизировала мои мысли и чувства?
Со всем доступным мне возмущением я посмотрела на нее, о, это был мой фирменный убийственный взгляд. Я вообще специалист по деланию морды кирпичом, что не раз спасало мне в бурных житейский волнах, но мой убийственный, тренированный взгляд — это фигура высшего пилотажа.
Но цыганка и ухом не повела, она продолжила на меня пялиться с тем же глупым выражением и заговаривать меня на «доброго мужа» и «хорошего человека», как будто область решения проблем и область нахождения супружника совпадали. Потом она стала говорить что-то про майку и про четыреста рублей, а затем поправила товар у себя на коленях.
Я криво улыбнулась. Вот, оказывается, как это работает. Она вынуждает меня детонировать в самостоятельном порядке.
«Хорош урок», — подумала я и одарила духовного наставника третьей частью содержимого моего кошелька. Я расплатилась и запихала поглубже в рюкзак свое приобретение.
Дама откатилась, и опять, клянусь, молотобойным хвостом бобра, мне показалась, что она парит над землей. У дверей она обернулась:
— Может, еще одну?
Адаптировавшись к ее наглости, я позволила себя широко улыбнуться и наотрез отказаться. Дама, заговорив меня на великие богатства, испарилась.
Я потихоньку возвращалась в благодушное расположение духа, за окном по-прежнему мелькали милые моему сердцу березки, резвясь, скакали по листве солнечные зайчики, а по верхушкам деревьев задорно катилось солнце.