Начало рассказа
Маруська уже несколько часов просидела в предбаннике, опасаясь выходить на улицу. Слишком много там было шума. К вечеру гомон поутих и она быстрым бегом пронеслась в избу. Положила Варю в люльку и взялась за дела. С детьми в избе осталась мать с тёткой, а Маруська побежала кормить скотину, чистить двор, доить корову и собирать яйца в курятнике.
Но не успела она сделать и половины дел, как к ней прибежала мать и начала кричать, заламывая руки:
- Марьк, Ванька ведь пришёл! Закрыл дверь в избе на крючок и долго так на Варвару смотрел. Мы его и разговорить пытались и старались хоть как-то от неё отвлечь, а он словно в наваждении глаз с неё не сводил. Тяжёлый взгляд у него был такой! Постоял около неё, потом крючок отомкнуть сходил, Варьку опосле сгреб и куда-то быстро пошел! Мы его и остановить пытались, да только он одной рукой от тётки твоей отмахнулся, по лицу ей ударил, сидит она теперь и кровью умывается. Маруська, что будет-то?!
Маруська слушала и ей казалось, что её ледяной водой обливают. "Убьёт" - подумала она, бросила лопату, которой чистила в хлеву и понеслась на улицу...
Не знала она, куда бежать, но в деревне было слишком мало дорог, чтобы выбирать и она понеслась по самой проходной - к реке. На реке рыбачили, бельё стирали, дети играли, да только всё это обычно рано утром или днём, а вечером там была темнота и ни души. Чувствовала Маруська, что в нужную сторону бежит. Подлетев к небольшому откосу, с которого шёл плавный спуск к воде, она увидела на льду реки, недалеко от берега, рядом с прорубью для стирки, сгорбленного мужа на коленях. Рядом с ним темным пятном на присыпанном снегом льду виднелся кулёк. Варвара в люльке в одеялах лежала. Ванька вместе с ними её сгреб и пошел.
Маруська похолодела и затряслась. Не могла она разглядеть, есть там дочь или Ванька утопил её... Страшно стало Маруське. Замерла она на мгновение. А как если убил? Сможет ли она ему простить? Ведь верна она ему была, получается отец родную дочь извел со свету. Как дальше жить? А если не убил, решимости не хватило? Так может подойдет сейчас Маруська, он снова разозлиться и закончит начатое? Что же делать-то? Какое-то время она в нерешимости переминалась с ноги на ногу, роняя из глаз крупные слезы, но в итоге зажмурилась, потрясла головой и тихонько начала спускаться к мужу...
Ванька не пошевельнулся, когда Маруська ступила на лёд. Но стоило ей подойти ближе к свертку одеял, как Ванька тихо сказал:
- Смотри, какая ночью вода в проруби чёрная. Как волосы у дочери твоей. Маруська затряслась в беззвучном рыдании и не смогла ответить. Свёрток не шевелился. Ванька продолжил:
- Ревешь, значит. А чего ревешь?
Ванька оторвал взгляд от воды в проруби и тяжело посмотрел на Маруську:
- Убить я её хотел. Позор твой. Да только не смог.
Маруська, ещё не в силах справиться с рыданием, молча кинулась к одеяльцам, развернула их и заревела уже в голос, но облегчённо - Варвара сладко спала, а одеяла хорошо согревали её в такую приятную и на удивление тёплую зимнюю ночь. Ванька усмехнулся.
- Не убить её сейчас. Знаешь, почему? Потому что она от беса. Не понял я на службе в церкви, кого ты отогнать молила. А вот сюда пришёл, уже её на вытянутых руках над прорубью держал и только хотел в воду бросить, как его увидел. И ни слова он мне не сказал, лишь взглядом сверлил. А я почему-то не смог руки разжать. Не знаю, как на колени встал и вот её рядом осторожно положил. Не того хотел. Да не мог ничего по своей воле сделать.
Ванька смотрел на зареванную Маруську и снова усмехнулся.
- Но я знаю, что делать. Крестить её надо. Он через неё мной управлял. А коли покрестим, не будет у него власти над ней, станет она в вере и под защитой. Да только ведь знаешь ты, как лукавый коварен. Жизни он не даст всё равно и рано или поздно своего добьётся. Так что мы её покрестим и тогда же и утопим. Душу ей спасём. Не начинай рыдать, я как лучше хочу.
Ванька с раздражением отвернулся и встал с колен. Пока он отряхивал налипший снег, Маруська прижимала к себе дочь и не могла поверить в услышанное. Она вскользь подумала о том, что может и правда надо покрестить скорее, а там может и Ваньку сможет убедить, что после крещения всё хорошо будет. Ванька отряхнулся, разогнулся и промолвил:
- Не смей даже думать меня отговаривать. Тётка твоя глупая вон опробовала и на кулак нарвалась. С тобой тоже не посмотрю, что жена. Сейчас не трону. Ты с бесами путаешься, они и тебя поди защитят сейчас. Как покрестим - убью дитя. А может и вас обеих. Где шапка моя?
Ванька оглянулся в поисках шапки и заметил её ближе к середине речки. Недовольно бурча, он побрел к ней по льду. Маруська слышала за откосом приближающиеся голоса, понимала, что бегут люди на подмогу, только не знала она точно, кому они больше хотят помогать. Ей было обидно за себя, за дочь, но отчасти она понимала и мужа. Да вот легче от этого понимания не становилось. Наоборот, в горле застрял комок ненависти и обиды и Маруська не представляла, что с этим делать.
Внезапно она услышала сильный треск, а затем громкий всплеск воды. Очнувшись от туманных раздумий, Маруська вскинула голову и увидела мужа в воде, который пытался зацепиться за края льда. "Лед проломился, да как же, толстенный вон какой" - подумала Маруська и закричала о помощи. К тому времени к реке уже подбежали мать с соседями и двое мужиков кинулись спасать Ваньку.
Но Маруська знала, что не спасут. На льду, недалече от барахтающегося мужа она видела высокого тёмного мужчину. Тот спокойно стоял, без единого движения. Маруську уже окружили кудахтающие бабоньки, пытались её отвернуть, закрыть, отвлечь. И она позволила увлечь себя на берег. Ведь снова никто не видит его. Иначе ж сказали бы.
Маруська шла вверх по откосу и точно знала, что Ванька не вернется. Не надо было ему такие страшные вещи вслух говорить. Сам виноват? А виноват-ли? Что дальше делать? Как жить?
Ваньку вытащили из воды замертво. Пока барахтался, не получалось его подцепить, проломился здоровый кусок льда, а Ванька своим барахтаньем на середину выплыл и его ни с какой стороны схватить не могли. Лишь чудом подхватили, когда он уже замер и на дно было пошёл. Бабы причитали, мужики удивлялись, как на реке такой провал, при столь хорошем льду, и как-то даже слегка подзабылось про позор Маруськи. С сожалением больше о ней вспоминали, а не с осуждением.
А она в это время уже подходила к дому, крепко прижимая к себе сверток с мирно сопящей Варварой...