Следующие два года оказались непростым испытанием для семьи. После первого побега в Мишу будто вселился черт. Он по-прежнему отлично учился, с удовольствием занимался боксом, бегал по утрам и к шестнадцати годам превратился в высокого, даже не симпатичного, красивого парня. Широкие плечи, черные вьющиеся волосы, которые он падали на лоб, умные, смеющиеся глаза и отменное чувство юмора делали его звездой школы. Он на равных общался с педагогами, много читал, по вечерам подрабатывал уборщиком, принципиально не принимая денег от родителей, по выходным раздавал листовки, писал контрольные и курсовые. Был очень близок с Идой, присматривал за сестрой и если что сурово рычал на ее не в меру ретивых поклонников. Помогал матери и тетке, ходил с отцом на рыбалку, понемногу вникал в детали его аукционного бизнеса. Но примерно раз в три месяца парень становился не в меру раздражительным, несколько дней сдерживал себя, стараясь не конфликтовать с родителями, а потом пропадал на неделю. Где он был и что делал не знал никто.
Алина сказала подруге сразу же:
-Это теперь навсегда, даже не рассчитывай, что он изменится. Максимум - возьмет свои желания под контроль.
-Почему? - выкрикнула Таня.
-Потому что там воля. Ты не понимаешь, - покачала она головой, - там нет масок, и декорации, и деньги, по сути, ничего не стоят. В дороге тебе нет нужды думать о ком-то, или соответствовать чужим желаниям.
-Ты же изменилась!
-Но ты и не знаешь, скучаю ли, хочу ли вернуться, снятся ли мне поезда, - усмехнулась Алина, и Таня впервые задалась вопросом, хорошо ли она знает ту, с которой делить дом и семью.
После первого возвращения, Таня не разговаривала с ним две недели. Молча ставила перед сыном тарелку, так же гладила одежду, но не задала не единого вопроса. Миша пришел к ней сам, когда она рисовала дизайн-проект одного коттеджа. Долго молчал, глядя как мать отточенными движениями чертит план комнаты и наскоро прикидывает расположение дверей и ширину подоконников. Он вообще любил смотреть как Таня работает - тоненькие пальчики цепко держат карандаш и через час-другой на белом листе появляются планы комнат, в которых, возможно, у людей произойдет что-то значительное, они будут счастливы или, наоборот, начнут делить пресловутые дизайнерские метры. Миша гордился матерью, знал, как непросто им с Алиной было пробиться, находить клиентов и стараться каждого из них удивить. Таня много работала, но никогда не оставляла своим вниманием и дом, и членов многочисленного семейства.
-Мам.
-Я могу быть чем-то полезна? - холодно осведомилась Татьяна.
-Мне будет легче, если ты посмотришь на меня, - мягко попросил сын.
Женщина вздохнула и отложила карандаш. Взглянула.
-Прости меня, я...мне нужно иногда побыть совсем одному, - на выдохе выпалил парень. И слова полились потоком. Он говорил о свободе, о том какие невероятные ощущения честности и неприкрытости дала ему дорога. Как легко и приятно сходиться с людьми, слушать их истории, преодолевать трудности, которые, разумеется, случаются в пути.
Таня, внешне держась невозмутимо и спокойно, внутри умирала от ужаса. Ее сын, ее мальчик, залезал в кабины фур и ехал куда-то ночью с незнакомыми людьми. Просил милостыню, спал под мостом. Но самое худшее, был счастлив в этом. Она решительно не знала что делать, и поэтому сказала единственно-верное:
-Здесь твой дом. Я не знаю чем тебя так привлекает кочевая жизнь, но меня радует, что ты хочешь вернуться. Мы будем ждать тебя, даже если ты однажды...даже если когда-то другой мир станет для тебя домом.
Но принять поступки сына на словах оказалось куда сложнее, чем на деле. Таня каждый раз сходила с ума, когда вечером не могла дождаться возвращения Миши домой. Она плакала, устраивала истерики мужу и потихоньку стала выпивать, пытаясь в алкоголе забыть свою панику.