Аттикус тараторил без умолку, рассказывая о последних подслушанных новостях, перепрыгивая с языка Гиеди на кайлиогский и обратно, из-за чего его речь становилась немного невнятной. Полный воодушевления, ретивый, готовый по первому требованию направиться в бой за своего Генерала и отца, восхваляющий подвиги героев на поле брани. Душа, не узнавшая какого это, забрать чужую жизнь. И я и Аконит надеялись, что Аттикус, так же, как и остальные дети кайлиогов и людей, не узнает этого. И сейчас, слушая его, я вновь ощущала тревогу, которая преследовала меня ежесекундно с момента уезда Аконита. За все время, я получила от него лишь одно короткое письмо, в котором острым и мелким почерком было написано несколько строк о том, что он жив, что обязательно вернется и чтобы я не мучила себя. Значит от него, даже на отдалении, не укрылся факт того, что я почти не спала и вновь отказывалась от еды. Видимо это было заслугой Карта. И я была обижена на старого воина, которому Аконит оставил меня на поруки.
- Тропинка становится уже, Шаксалини. – услышала я голос Аттикуса. – С Вашего позволения, я поеду вперед, чтобы в случае чего, защитить Вас.
Я кивнула ему, выдавив из себя улыбку. Аттикус счастливо улыбнулся, направившись вперед на неизменном ослике. Краем глаза, я увидела, как Карелла, составившая мне сегодня компанию в прогулке, подъехала ко мне настолько близко, что мы едва не соприкасались коленями.
- Лаура…
Я повернулась к ней. Карелла выглядела смущенной и я видела, как краска залила ее лицо. Я нахмурилась:
- Что-то случилось?
- Ты уверена, что увидеться с Адрианом, хорошая идея?
- Он мой брат… - я тяжело вздохнула. – Он должен хотя бы попытаться понять меня.
С того злополучного дня, мы не виделись. И с каждым днем холодная бездна разводила нас все дальше и дальше друг от друга. Я не хотела потерять его окончательно. Не могла себе позволить. Но разрываясь между Адрианом и Аконитом, я неизменно выбирала второго.
Я видела, как она отвела взгляд и поджала губы, и чувствовала тенью висевшие над головой, невысказанные слова. Сторожка вынырнула из-за поворота тропинки. Такая же крепкая, заново покрашенная, единственное, прибавилось лишь мха на крышах, да стало чуть меньше кайлиогов. Адриана сторожил по большей части отряд Дзарты, но он отправился вместе с Аконитом, забрав большую часть своих воинов с собой. Я остановила Жемчужину, вспоминая неодобрительный взгляд Карта, когда я сообщила ему, что собираюсь повидаться с братом и сейчас в душу закралась мысль о бренности этой затеи. Он никогда не поймет меня, ведь даже я сама не до конца себя понимаю. Но пути назад не было. Больше не было.
Я спешилась, и возглавляющий отряд седовласый кайлиог с широкими жвалами, подошел ко мне. Передав ему поводья, я тепло улыбнулась ему, проговорив на кайлиогском:
- Я рада видеть вас в добром здравии, Аравер.
Я запомнила его. В ту особенно холодную зиму, когда в Гиеди приезжал консул из Менкалинна, он часто находился в замке. Всегда спокойный и невозмутимый, он тенью сопровождал нас от приема к приему. Я часто видела его в окружении служанок, которые беззлобно подшучивали над ним или просили помочь донести белье до прачечной или тяжелый металлические щипцы для обогрева постелей. Он помогал всегда, а если получалось старался угостить девушек, то орехами, которые колол в клешнях, то сушеными яблоками.
- Мое почтение, венценосная Шаксалини. – он склонил голову, смущено улыбнувшись тому, что я знаю его имя.
Я прошла к проходу, всего на мгновение задержав ладонь на ручке, и потянув дверь на себя, вошла внутрь. Адриан, сидевший за столом спиной ко мне, даже не повернулся в мою сторону. Убрав с лица прядь волос, я встала против него, но брат не сводил невидящего взгляда со страниц потрепанной книжки, лежащей перед ним. Внутри стало мерзко и тоскливо. Я решила попробовать сделать еще один шаг.
- Я могу попросить, чтобы тебя перевели в замок и снизили опостылевший конвой.
Он поднял на меня глаза, зло улыбнувшись:
- Твоя зверюшка решила совершить акт милосердия?
Я вспыхнула:
- Он не…
- Знаешь, Лаура, ходят разные слухи. Один чудеснее другого. – он тяжело оперся о столешницу, поднимаясь на ноги, не сводя с меня злого, звериного взгляда. – Например, что твоя зверюшка, души в тебе не чает. Или что ты стала с ним очень близка. Коротаешь ночи в его постели. Как оно, Лаура? Как это, быть блудницей Твари?
Щеки вспыхнули и я сжала руки в кулаки, процедив сквозь зубы:
- Не смей оскорблять меня.
Он улыбнулся шире, выставив руки в обезоруженном жесте:
- Никаких оскорблений, сестренка. Сугубо интерес. Знаешь, я верил в то, что все, что ты наговорила мне, всего лишь для отвода глаз, ведь за тобой следят так же, как и за мной. Но чем больше я узнаю о жизни в замке, тем сильнее утверждаюсь в мысли, что ты действительно была искренна в своих суждениях.
- Что ты хотел от меня? Надеялся, что я убью его, как только представится случай? Что сгорю в пламени собственной ненависти? Ты думал об этом? Один раз я пошла на поводу ярости и боли, но потом, я смогла увидеть все с иной стороны и не могу понять, почему ты не можешь увидеть того же. Кайлиоги ничем не отличаются от нас. Так же, как и мы, они имеют чувства, желания и мысли. Так же, как и у нас, в их венах бежит красная кровь, качая сердце. И наши различия заключаются только в укоренившейся ненависти. И этому надо положить конец.
Адриан рассмеялся, утирая выступившие на глазах слезы и я отступила на шаг.
- Ты очаровательна, сестренка. Как всегда, наивно-глупа. Как маленький, паршивый щенок. Стоит только пригреть, назвать ласковым словом, дать пару игрушек и немного еды, и вот он уже скалится на любого неугодного, спит в хозяйской постели и доволен своей скудно-убогой жизнью. Скажи мне, Лаура, он уже использовал тебя? Когда на свет появится бастардное отродье?
Гнев вскипел, ударил в голову. Ладонь ожгло, и его голова мотнулась в сторону.
- Лучше бы ты умер на поле боя.
Развернувшись на каблуках, я направилась к выходу и у самых дверей меня догнал его голос:
- Тоже могу сказать и о тебе. Жаль, что ты не вскрыла себе вены, когда в твоих руках оказался стилет.
Я вихрем вылетела из сторожки, направившись к своей лошади.
- Лаура… - подоспевшая ко мне Карелла, схватила меня за запястье.
Я мазнула по ней пылающим от ненависти взглядом, раздельно проговорив:
- Не смей прикасаться ко мне.
Она отшатнулась, будто я ударила ее. Перекинув волосы через плечо, я забралась в седло, ударив кобылу пятками, направившись в сторону замка. Карт был прав. Бездна, подобно исполинской пасти, захлопнулась и маленькие островки на которых мы балансировали с братом канули в небытие.
***
- Все в порядке, Королева?
Я сидела на кровати, уложив лицо на колени, устремив невидящий взгляд на кусок ночного неба виднеющегося в краешке окна. Карт блуждал по комнате, зажигая светильники, стараясь совладать с огнивом в дрожащих клешнях. Его вновь одолела «земная болезнь», но он напрочь отказывался соблюдать предписания лекарей. Не отводя взгляда, я тихо сказала:
- Достаточно огня, Карт. Присядьте, отдохните.
Он невнятно пробормотал что-то о правилах и этикете. Я поморщилась:
- Мы вдвоем, и я разрешаю Вам нарушить предписания двора. Не обижайте меня отказом. С минуты на минуту Нирра принесет чай.
Краем глаза я заметила невысказанную благодарность, отраженную на его лице, и он неловко опустился на край глубоко кресла, сложив клешни на коленях.
- Время излечивает любые раны, Лаура. Какими бы глубокими они не были. Если и не до конца, то настолько, чтобы воспоминания не причиняли боль.
- Вы знаете о моей размолвке с братом. – подытожила я, переведя на него взгляд. – Все так носятся с этикетом и правилами… Стараются соблюдать их изо всех сил перед толпой, как только представится шанс и случай. Но все равно, в кулуарах занимаются низостью. И слухи, лишь малая толика из этих пороков. Переворачивают, насмехаются, обсуждают и унижают. Сколько раз, Вы Карт, осуждали и обсуждали меня и мои поступки?
- Я никогда не осуждал Вас. И знал я только то, что Вы позволяли мне знать.
- Я не позволяла Вам знать о моем разговоре с братом. Не позволяла Вам знать о его оскорблениях и о его суждениях. Не позволяла знать о том, что происходит в моей спальне, с моим мужем. Ни Вам, ни кому либо другому.
- Королева…
- Довольно. – я выставила ладонь. – Я не хочу больше говорить об этом. Что сейчас происходит в Сирте?
- Гарнизоны держат оборону. Границы вновь закрыты. Мятежники скрылись в лесу, и их выслеживают опытные следопыты, но не все возвращаются. Люди ставят звероловные ямы и ловушки, сбивая их с пути. Нас вновь ожидает бой. Генерал хочет по максимум сократить жертвы, но пока ему это не удается.
- Они ловят кайлиогов, как животных, полагаясь на их инстинкты. – сухо ответила я. – Искать следы на земле бессмысленно. Ищите мятежников на деревьях и в непролазных зарослях. Не забывайте, что Гиедийцы славятся своим искусством преодолевать и покорять самые сложные вершины. И не смей писать Генералу о…
Я осеклась, услышав громкие окрики, приближающиеся к моей спальне. Сердце дало перебой. Не было сомнений в том, что кричали кайлиоги на своем языке. Откинув одеяло, я вскочила с кровати, даже не потрудившись набросить на себя халат, оставшись как есть, в одной ночной сорочке. Он не мог умереть. Дверь распахнулась настежь, и Карт единым движением набросил халат на мои плечи. Обоняния коснулся запах огня и пепла. В дверном проеме показался покрытый копотью Аттикус.
- Шаксалини, мне нужен Карт…
- Что случилось? – быстрым шагом, я направилась к нему, тайно радуясь, что это не зловещие вести с поля боя.
- Шаксалини, ваш брат…
Сердце ухнуло куда-то вниз и я сжала его плечи руками до побелевших костяшек:
- Что с ним? Что с Адрианом?!
- В сторожке вспыхнул пожар. Мы погасили огонь, но развенчанный принц…
- Да говори же, Аттикус!
- Принца мы не смогли спасти. Он погиб в огне.
***
Я проплакала всю ночь. В глубине души я верила в то, что пламя ненависти не может гореть вечно, что рано или поздно он поймет и простит. Что рано или поздно, мы вновь будем вместе и отзвуки войны не будут стоять между нами. Надеялась… А сейчас – он мертв. Я никогда не увижу его, никогда не услышу его голос, никогда не смогу прикоснутся к нему, и никогда не смогу попросить прощения. Последние слова, которые он слышал от меня были сожалением о его жизни. И вот его нет. Нет, и никогда не будет. Вся моя семья – мертва.
Я отгородилась от жизни, заперлась в своей комнате, никого не пуская в нее. Я хотела остаться один на один с новым горем, обрушившимся на меня. И не желала никого видеть. Нирра пыталась пробиться сквозь мой заслон, но раз за разом сталкивалась с глухим отчуждением. Несколько раз приходил Карт, но и он не добился успеха. И я не понимала, почему так трудно, просто оставить меня в покое?
В конце третьего дня, я вновь услышала глухие шаги в коридоре и едва слышный стук в дверь, но лишь сильнее сцепила пальцы на коленях, сохраняя молчание. Я была уверена, что как и все разы до этого, визитер потеряв надежду на ответ, оставит меня в покое. И совершенно не ожидала, что в этот раз мою дверь просто выдернут с корнем, усыпав пол щепками. От неожиданности, я подскочила на месте, не веря своим глазам. Невозможно. Галлюцинация воспаленного и отравленного горем сознания. Аконит невозмутимо поставил на место дверь, обернувшись ко мне. Его костюм был заляпан грязью, но он кажется не обращал на это ни малейшего внимания. Не в силах сдерживать себя, я бросилась к нему, зарываясь лицом в его грудь, чувствуя ставшим дорогим, неизменный далекий запах тины и сырой земли.
- Я приехал сразу же, как получил сообщение от Карта. – он приподнял мое лицо, ласково касаясь пальцами скул, едва слышно проговорив. – Я сожалею, Лаура.
В горле вновь встал ком и губы непроизвольно задрожали.
- Я сказала ему, что лучше было бы, если бы он умер. – я прикрыла глаза, чувствуя как по щекам стекают слезы.
Пальцы Аконита зарылись в мои волосы и он положил «подбородок» на мою макушку.
- Ты не виновата. Сказанное, даже в сердцах, остается всего лишь звуком. Сильного – этот звук не ранит, не унизит и не обидит, слабого же… Твой брат не был слабым, как не был слабым и твой отец… как не слаба ты сама.
Я вцепилась в лацканы его камзола, чувствуя, как рыдания душат меня и не в силах сдерживаться, дала волю слезам.
Аконит усадил меня на кровать и меня будто прорвало. Я рассказала ему все: о своем разговоре с Адриан; о подлости двора и Кареллы; о своих домыслах и опасениях. Сбиваясь, перескакивая с темы на тему, ощущая, что с каждым сказанным словом, мне становится совсем чуть-чуть, но легче. Аконит терпеливо и молчаливо слушал, не предпринимая попытки перебить, и я была благодарна ему. Наконец поток слов и слез иссяк. Я судорожно вздохнула, опустив глаза в пол и в комнате повисла звенящая тишина. Наконец, Аконит заговорил:
- Не думай о нем хуже, чем есть на самом деле. Адриан не ненавидел тебя, а любил. Столь сильно, что не смог принять твой выбор. И если ты, любила его столь же сильно, то не должна винить себя за свои решения и свои слова. Каждый день, каждый из нас, не важно кайлиог он или человек, делает выбор и только нам решать пошел ли он нам на благо или нет. Наши предания гласят, что после смерти Красный Дракон дарует новую жизнь, в новом обличье по тем поступкам, которые мы совершили. Твой брат был достойным сыном своего народа, честным человеком и хорошим воином. Твой Бог не сильно отличается от моего, и я надеюсь, что Агве одарит его превыше всех живущих.
Я прикусила губу, опустив глаза в пол. Огонь кидал отблески света на паркет, рисуя фантастические узоры тенями, а я думала о странном хитросплетении обстоятельств, которые позволили узнать мне Аконита. Настоящего и живого. Без выверенного кодекса и правил. Не закрытого в броню своей отстраненной, холодной выдержки. Он оставил своих людей на линии боя; разрываясь между любовью к своему народу и любовью ко мне, вернулся в Риен, чтобы быть рядом в моем горе...
- Лаура?
Я моргнула, неожиданно сообразив, что погруженная в свои мысли, даже не заметила, как он сел на корточки напротив меня, положив ладонь на мою руку.
- О чем ты думаешь?
Я коснулась ладонью его щеки.
- Спасибо за то, что вернулся. За то, что рядом. Со мной.
- Я всегда рядом с тобой.
***
Церемониальный зал был убран цветами, и стандарты моего рода, были печально приспущены. Люди, люди, люди… Везде люди, которых я не узнавала, а может быть просто была не в состоянии узнать. В поле зрения попала Карелла, которая всхлипывала, приложив к лицу платок и рядом с ней Мариэль, утешающей ее. Кайлиоги стояли поодаль, в самом конце зала, недвижимые, похожие на статуи, со склоненными головами. Я перевела взгляд вперед, с силой сжав в руке букет желтых хризантем. На возвышении стоял широкий, связанный из толстых брусьев дерева плот, украшенный белыми и голубыми дельфиниумами, на котором лежал Адриан. Над ним стоял ксендз, говоря что-то тихим и мелодичным речитативом. Я не вслушивалась, зная, что он перечисляет все качества и достижения Адриана, полностью сосредоточившись на своих воспоминаниях. Вот Адриан, залезает на верхушку яблони растущей в саду, чтобы сорвать мне самое большое и самое красное яблоко; вот он входит в мою комнату, с неизменной улыбкой в идеально отутюженным мундире; по слогам читает мне сказки; учит обращаться с лошадью; успокаивает, когда я впервые разбила колени; раскручивает меня в танце, посвящённому моему шестнадцатилетию и смеется, смеется… Я судорожно выдохнула воздух, вновь прикусив губу. Платье казалось слишком тяжелым, корсет слишком тесным и черная вуаль, призывающая скрыть бледность лица и синеву под глазами, казалось не пропускала воздух. Я почувствовала прикосновение к свободной руке, и скосила глаза. Этикет вновь был нарушен. Аконит невозмутимо стоял рядом со мной, не сводя не мигающего взгляда с плота, но его пальцы осторожно сжали мою ладонь в молчаливой поддержке. Ксендз закончил речь, склонив голову и отошел в сторону. Когда обряд прощания будет закончен, плот накроют чистой холстиной и спустят в океан, чтобы Хозяин Морей забрал своего сына в свое лоно, по поступкам и деяниям дав ему новую жизнь, в новом времени и новом обличье. И я надеялась, что Агве позволит мне узнать его вновь. Я покачнулась, когда ксендз назвал мое имя. Я на мгновение прикрыла глаза, и судорожно выдохнув воздух, на негнущихся ногах двинулась к плоту. И мне так хотелось, чтобы это было всего лишь дурным сном, злой шуткой. Так хотелось оттянуть неизбежную минуту, пока разум еще не до конца осознал все произошедшее. Пока я не увидела его. Все вокруг потеряло резкость, смазалось в единое пятно, оставив четким лишь плот да лежащие на нем цветы. У самого выступа, Аконит отпустил меня и я поднялась по ступеням. Сердце дало перебой. Адриан лежал в своем бело-голубом мундире. Плотная серебряная маска лежала на его лице и я не могла увидеть его черты, но каштановые волосы, я узнала бы из тысячи. Я провела ладонью по его волосам, вложила в руки цветы. Я склонилась к нему, положив ладонь на его не затянутую в перчатку руку, которая не пострадала в огне, едва слышно попросив у него прощения за сказанные в сердцах злые слова; говоря о том, что всегда его любила и буду любить, не замечая, как слезы падают на его мундир. Я перевела взгляд на его руку, сжимая ее и неожиданно воздух перестал поступать в легкие. Пол под ногами покачнулся. Это был не Адриан. Я мертвой хваткой вцепилась в борт плота, чтобы не упасть. Это – не он! Я почувствовала, как кто-то осторожно взял меня за плечи, не дав упасть. Повернувшись, я встретилась со взглядом Аконита и вцепилась в него, как в последнюю соломинку, лихорадочно проговорив:
- Это – не Адриан! Это – не мой брат!
Благодарю за прочтение)))
Начало здесь: