Материал опубликован в журнале «КАЛАШНИКОВ»
Имя Александра Борисовича Жука известно каждому любителю огнестрельного оружия в нашей стране.
Без его справочных изданий уже невозможно представить отечественную оружейную литературу. В этом номере мы начинаем публикацию отрывков из готовящейся к изданию книги «Оружейный художник. Памятные записки А. Б. Жука» (автор-составитель — сын художника, Юрий Александрович Жук).
В связи с выходом в свет моей книги «Револьверы и пистолеты» мне довольно часто приходится слышать вопросы: «Как пришло к вам увлечение оружием?» и «Почему вы свою жизнь посвятили этой теме?». Такие вопросы, честно говоря, заставляют чувствовать себя, что называется, «не в своей тарелке». Поэтому всякий раз, когда я их слышу, мне начинает казаться, что посторонние представляют меня лишь в роли некоего «милитариста», не интересующегося ничем, кроме оружия. Да, стрелковое дело является в моей жизни интересом № 1, но, как ни странно, не является для меня интересом профессиональным.
Моя профессия одна из самых творческих. Я — художник. И художник я прежде всего, даже и по отношению к своему интересу № 1. А что такое быть художником? Это значит не только по-своему «видеть» мир (подобно тому, как музыкант его по-своему «слышит»), но и в своей повседневной работе находиться в постоянном творческом поиске.
В детстве я рисовал всё, но главным образом всяческую технику и батальные сцены, навеянные просмотрами кинофильмов «про войну». В рисунках я любил точность и не мог успокоиться, если не знал, как нарисовать ту или иную деталь изображаемого мной автомобиля, паровоза или самолета. И, конечно же, рисовал стрелковое оружие, давно подметив в нём его особую строгую красоту, которая с очевидной закономерностью также присуща некоторым предметам техники, которые своим внешним видом толь ко лишний раз подчёркивают гармонию своего внутреннего совершенства.
Таким образом, любование красотой форм предметов техники и, в частности, оружия было тем первоначалом, которое привело меня к изучению стрелкового дела и к работе над созданием книги об оружии.
Родился я в год, когда только что закончилась Гражданская война и из раннего детства сохранил воспоминания о колоритных фигурах в будёновках, гимнастёрках с «разговорами», крест-накрест перепоясанных ремнями и звякающих на ходу шпорами и шашками. Вообще в памятных картинах моего детства военных вспоминается много...
В то далёкое время мне часто доводилось бывать в клубе профсоюза работников «Рабземлеса», в системе которого в г. Умани работал тогда мой отец. Больше всего мне нравилась военная комната, в которой, помимо занимающих меня плакатов, было и настоящее оружие. В специально сделанной пирамиде был целый ряд винтовок, которые можно было потрогать. Поэтому всякий раз я не упускал возможности поклацать их затворами или даже попытаться поднять винтовку, т. е. оторвать её на какие-то секунды от пола.
Как далекий сон, я вспоминаю картину, на которой вижу себя в упомянутой уже военной комнате клуба, сидящим на коленях у сослуживца моего отца. Раза три-четыре он взводил у пистолета ударник, предоставляя мне возможность самому нажимать на спуск и наслаждаться звуком тихого отрывистого щелчка.
Переезд нашей семьи в Черкассы ещё больше способствовал «военизации» моих детских впечатлений.
Прямо напротив дома, в котором мы жили, находилось военное общежитие с огромным пустырём позади. Там мальчишки со всего квартала обычно устраивали свои игры.
Тон задавали, конечно же, дети военных. Нельзя было не заметить особую военную направленность этих ребят, которые во всём пытались подражать своим отцам: любили маршировать с походными песнями, а если играли, то почти исключительно в войну.
А ещё в нашем дворе жил какой-то командир и я вспоминаю, как помогал ему чистить наган, а когда он съезжал с квартиры и носил в пролётку свои вещи, я шёл рядом и, перегнувшись от натуги, тащил его винтовку, от счастья не замечая даже, что здорово царапаю себе руку остриём надетого «наоборот» штыка.
Из времён далёкого детства вспоминаются мне и игрушки мальчишек старшего возраста — предметы моей зависти: австрийский штык, примкнутый к деревянному игрушечному ружью, оболочка от настоящей гранаты, никелированный детский пистолетик Монте-Кристо, какие-то ржавые маленькие револьверчики без барабанов и других деталей и пр.
В мамах моих черкасских товарищей также было нетрудно угадать командирских жён. Они неоднократно устраивали на упомянутом мной пустыре стрельбы из мелкокалиберных винтовок и охотно давали стрелять и нам, мальчишкам. Именно тогда я впервые познакомился с терминами «молоко», «яблочко», «мазать», «пятёрка» (тогда она, а не «десятка» была центром мишени).
А потом в моей биографии была Тула, — жизнь в городе оружейников, — и этот период, конечно же, тоже наложил известный отпечаток к формированию моего пристрастия к военному делу и стрелковому оружию.
Отец моего нового дворового друга Шуры Городниченко работал на ТОЗе, и в качестве распределявшихся на заводе дров получал отходы производства. Однажды утром к ним во двор въехал грузовик (такую диковину я видел впервые в жизни) и ссыпал около сараев огромную кучу... винтовочных лож и обрезков от их заготовок — точного профильного изображения ложи винтовки, но гораздо более плоского и лёгкого, а поэтому и более удобного для детских игр.
Вот уж было с чем поиграть в войну!Была в «арсенале» наших общих дворовых игрушек и ржавая рама от пистолетика Коровина — вероятно, какой-то брак, вынесенный с завода и в те времена считавшийся в Туле едва ли не таким же мусором, как, например, прохудившаяся кастрюля.
В те времена военно-патриотическая работа среди населения имела весьма широкий размах и в витринах этих магазинов, прямо с улицы, были видны ряды малокалиберных винтовок Смирнского, противогазы, разложенные веером гранаты, а также поблёскивающие краской тела макетов станковых пулеметов.
Равнодушно проходить мимо этих магазинов я не мог, и вытащить меня оттуда было делом нелёгким, потому что их посещение было равносильно для меня посещению музея. В этих магазинах всё продавалось абсолютно свободно, и почти всё, что там продавалось, мне, конечно же, хотелось иметь. Но моей особой мечтой была малокалиберная винтовка, тем более что обладание ей было весьма престижно среди мальчиков-подростков.
В Туле жe усиление моего интереса именно к револьверам и пистолетам произошло и ещё по двум причинам. Во-первых, я познакомился в школе с мальчиком, отец которого работал на ТОЗе и имел немало специальной литературы (то ли каких-то справочников, то ли каталогов), которая была обильно насыщена изображениями револьверов и пистолетов. Я часто бывал у этого мальчика — Бори Евмененко — просматривал книги его отца и тщательно срисовывал из них изображения оружия, всё больше и больше постигая красоту его форм. А во-вторых, мне довелось увидеть, — причём не где-то мельком, на расстоянии, а у себя дома, — два, что называется, классических образца личного оружия, являющихся воистину шедевром оружейной техники. Это был наган моего дяди — Владимира Петровича Кононенко, служившего в РККА и останавливавшегося у нас проездом на несколько дней, а также браунинг ещё одного моего дяди — Николая Петровича Кононенко, также иногда гостившего у нас.
Читай продолжение на нашем Дзен-канале: Часть II
Поставь лайк, сделай репост в соцсети и подпишись на канал журнала «КАЛАШНИКОВ».
Не пропусти самое интересное!
