6
– Тут многие курсанты и даже офицеры любят поспорить, какой пистолет лучше – «глок» или «беретта», «зиг зауэр» или «орел пустыни». Пустое это. Лучший пистолет – это тот, который у вас в руках. При условии, конечно, что вы прошли курс стрелковой подготовки, – учил нас наставник по стрельбе.
Зачем метеорологу курс пистолетной стрельбы? Сокурсники гадали, а я знал, да помалкивал. Инструктор диссертацию писал, и был зятем генерала. Вот ему и выделили контрольную группу, то есть нас.
И когда в свободное время люди либо водку пьянствовали (на младших курсах нельзя, но можно, в смысле – доступно) вместе с девами красоты неописуемой, с каждой стопочкой красивее и красивее (опять же нехорошо, но на старших курсах… а кто половчее, то и на младших), мы шли в тир. Сто патронов в день, триста в неделю (занятия проходили в понедельник, среду и пятницу), преподаватель сам разработал мишени – бегающие, прыгающие, рычащие и стреляющие, хорошо хоть понарошку. И перемежал стрельбу с нравоучениями.
– Вот чему, пусть подсознательно, учат человека – и он показывал на экране ноутбука, что в те годы было редкостью, фрагмент боевика, где в квартире или на открытом месте люди палят почём зря, и если и попадают в цель, то исключительно по сговору автора сценария и режиссера. – Чем хуже стреляешь, тем больше прибыль у торговцев боеприпасами. А вот идеал, к которому нужно стремиться, – и он показывал «Белое солнце пустыни», где красноармеец Сухов в падении расстреливал всех врагов, и ни одной пули мимо.
И мы шли к барьеру и стреляли в падении. Со временем кое-что начало получаться, хотя стопроцентного результата достигали редко. Я, конечно, мог, пользуясь способностями, стрелять и получше, но принцип «не выделяться» не давал забыться.
Вот и сейчас у меня рядовой пистолет Макарова, даже не модернизированный, магазин на восемь патронов, всего магазинов четыре. То есть тридцать два выстрела. Взвод.
Только нужно учесть, что реальный противник сидеть и ждать, пока я его подстрелю, не станет. А станет отстреливаться, и против реального взвода я продержусь секунды три, много четыре. Ну, а против пары-тройки гражданских, вдобавок любителей – да, я король. Вот насчёт волков не уверен.
Утешая себя, я попивал чаёк и слушал, когда подъедет Митроша и повезет нашу экспедицию в лес. За ёлочкой. Договаривались на одиннадцать часов, но в деревне у каждого свои часы.
В одиннадцать пятнадцать мы тронулись к лесу. Капитан Корзунов вооружился «Сайгой», дед Афанасий – тульской двустволкой центрального боя, а у меня – два топора, да ПМ под ватником, купленном недавно в магазине рабочей одежды. Издали посмотреть, с дрона или прямо со спутника, картина идиллическая: деревенские старожилы и городской оброчник едут за ёлочкой.
– Мать у Пыри, Катька, в Калининграде живёт. Не в том, что под Москвой, а в том, где Кант. А отца Пыри никто не знает. Может, сама Катька не знает. У неё СПИД, у Катьки. А всё одно на жизнь зарабатывает этим самым делом. Пыря здоров, это точно. Ты восемь лет назад где был? – внезапно спросил дед Афанасий.
– Это в одиннадцатом или в двенадцатом?
– Давай оба.
– В одиннадцатом я служил в Сибири, в двенадцатом – на Чукотке.
– Эк вас, метеорологов, носит.
– Танки там тоже видел. Ну, то, что от них осталось. А осталось много.
– Девяносто девятая мотострелковая дивизия, – подтвердил танковый капитан. – Сорок два танка.
– Аляску, поди, вернуть хотели? – спросил дед.
– Выполняли поставленные задачи, – отрезал танковый капитан.
– А сейчас, значит, не выполняют?
– Ты меня не спрашивай, я на Чукотке не был. Про дивизию слышал, да все танкисты про неё слышали в то время. А что сейчас – откуда ж мне здесь, в Чичиковке, знать.
– А ты, поди, знаешь? – спросил дед меня.
– Знаю. Но не скажу.
– Это почему ж?
– Болтун – находка для шпиона.
– И где же тут шпионы?
– Я тут человек новый. Не знаю. Но слышал, что по Марсу американские тележки бегают, картинку передают, звук, анализы делают.
– Что-то когда-то и мы слышали…
– Ну, а сделать тележку, чтобы тут, на Земле ползала, куда проще и дешевле. Вон сугроб, а внутри, может быть, автоматический шпион. Размером этак с мышку. Или крота. Перископ выставит – и с километра газету читать может. И всё слышит, особенно когда вокруг такая тишина, – стал я пересказывать статью из американского военного журнала.
– Шпионы такие, может, и есть, да только что им тут, в Чичиковке шпионить? – хмыкнул дед, больше для поддержания разговора. Считал, что меня, как новосёла, следует развлекая, просвещать.
– Нечего, – согласился я. – Но нужно же деньги освоить. Вдруг тут не просто деревня Чичиковка…
Я намеренно не закончил фразу. Так и красивее, и многозначительнее. Нам хоть танков и не давали, но риторике обучали.
Пауза длилась до той поры, покуда дед не остановил мерина на опушке леса.
– Считай, приехали. Тут они и растут, ёлочки, ждут, не дождутся, когда их под самый корешок срубят, – дед вылез из саней справа, танковый командир – слева. С оружием, готовые стрелять то ли в волков, то ли в партизан, которым непременно нужен язык, и этим языком был я. Или мерин Тимошка.
Снегу было по колено, но я к тому был готов. Валенки, валенки... Подшиты, между прочим. И тоже шли вместе с домом. Что для горожанина хлам, в деревне ценная, жизненно важная вещь. И наоборот.
Я спрашивать совета не стал. Выбрал ель, не большую, но и не совсем маленькую, обошел кругом – не крива ль, не ряба, не горбата ль.
То, что нужно.
Ель рубить потруднее, чем сосёнку, но с помощью деда Афанасия и его волшебной верёвки справился. Упаковали, положили в сани, тут как раз и лесникам бы нагрянуть, мол, хотите в тюрьму или договоримся?
Но не нагрянули. Далеко, людей мало, безрыбье. Они поближе к городу охотятся. Добыча жирнее, плечо короче, что еще нужно для счастья в Новом Году?
Из глубины ельника вышла корова. То есть лосиха. Но большая, очень большая. Или мне с испугу показалось.
И дед Афанасий, и танковый капитан про оружие забыли. Бухнулись на колени и что-то зашептали непонятное. «Калтай мурсула ботума ин» или вроде.
Я же просто сидел в санях, глядя на корову, а она на меня. Сам я не охотник, но слышал, что лосихи поодиночке не ходят, особенно взрослые. А тут – одна. Постояла, посмотрела – и ушла назад, в ельник.
– Повезло тебе, погода, – сказал танковый капитан. – Некоторые всю жизнь в Чичиковке живут, а Большую Мать не видели ни разу. А ты приехал – и увидел.
– Ну, увидел, – сказал я. Тимоша бодро бежал домой, назад, по своим следам это было легче, нежели идти в лес. – Большая.
– Огромная, – согласился танковый капитан, – но суть не в размерах. Её встретить – большую беду от себя отвести, говорят старожилы.
– И вы верите?
– А вы у деда Афанасия спросите, как он от волков спасся. Когда это было, пять лет назад, шесть?
Но дед Афанасий не ответил. Так и молчал всю дорогу и потом, когда мы ставили нашу ёлочку в кадку с мокрым песком на специальных держалках.
Наряжать ёлку нас не пустили. Дамы сельской наружности налили каждому по сто граммов самогона, тем наше участие и кончилось.