Про Марину Косинерову вместе с ее супругом Вячеславом периодически пишет беларуская пресса. Обычно это новости, связанные с задержаниями, штрафами и судами. На этот раз мы публикуем интервью с Мариной Косинеровой - анархисткой, которая свободно высказывает свои взгляды вместе с супругом и товарищами не только в интернете, но и на улицах. По образованию Марина инженер- строитель, но по профессии не работает, так как за политическую активность сталкивается с постоянными проблемами с трудоустройством. Недавно вместе с супругом и товарищами из анархического движения девушка создала кампанию солидарности с политическими осужденными dissidentby , в рамках которой собирает деньги на передачки политзекам, на помощь адвокатов, снимают фильмы (недавно вышел фильм о Святославе Барановиче), пишут письма. А на недавних митингах против интеграции с Россией, ребята ходили с коробкой, в которую собирали финансовую помощь для политзаключенных. Поговорили с Мариной о сексизме среди активистского движения, необходимости самообороны и выгорании.
Расскажи, как давно ты занимаешься политическими заключенными?
На самом деле, системной помощью я вместе с товарищами начала заниматься в этом году. Через свою активистскую деятельность и взаимодействие с существующими правозащитными организациями нам просто пришлось взять на себя дополнительную ответственность. Ранее мы также помогали ребятам в заключении, но это была точечная помощь только для товарищей-анархистов. Затем мы столкнулись с тем, что людям, которые находятся под репрессиями за политические кейсы, не оказывается никакой поддержки. Это несправедливо, и мы решили выйти за рамки идеологии в плане солидарности и взаимопомощи. Человек, который проявил свою гражданскую позицию и сознательность, не должен оставаться наедине с системой. Если общество стремится к развитию, каждый из нас должен стоять горой за репрессированного по политическим мотивам. Политика - это не разговоры о каких-то высоких материях, это наша повседневная жизнь, за которую ответственны мы сами.
Кстати, как бы это странно ни звучало, я пришла к этому через образование. Я училась в универе на инженера, параллельно во многих НГО занималась волонтёрством, ходила на различные мероприятия. Мне нравилось получать знания и знакомиться с людьми, которые не замыкаются на личных повседневных проблемах, а желают качественных изменений в обществе. Я закончила универ одной из лучших в группе, подала документы в зарубежную магистратуру на более узкое направление в будущей, как я тогда планировала, деятельности (меня интересовали экологические вопросы) и продолжила жить в том же ритме жизни. Но в какой-то момент я поняла, что все эти полученные формальные и неформальные знания просто невозможно применить на практике, разве что с большими искажениями, при которых терялась сама суть изменений. Плюс оказалось, что большинству людей на самом деле и не нужно что-то действительно менять - они просто нашли удобную и комфортную для себя жёрдочку в клетке. Так, я нашла себя в анархизме.
Каково это - быть репрессированной женщиной в Беларуси? Чего автоматически лишается женщина?
Первый раз я попала под репрессии в 2017 году во время «марша нетунеядцев» в Минске. В феврале прошёл первый марш, никого после него не задержали, планировались выступления в марте, мы с товарищами готовились. В этот момент “либерализация” закончилась и начались массовые аресты участников первого марша. Так, 14 марта я собрала передачу на ЦИП и собралась на работу. У меня под окном стоял синий микроавтобус. Я сообщила ситуацию и номера машины правозащитникам. Меня задержали на пешеходном переходе. Микроавтобус остановился на ходу, открылась боковая дверь, оттуда выбежало несколько человек в форме ОМОНа. Люди вокруг никак не реагировали, я не знаю почему. Может, это микрошок, или страх, или просто безразличие. Меня запихали в машину и повезли в местный РОВД, потом в суд. При мне в РОВД просто распечатали фотку из интернета человека в маске, написали, что это я, описали мои вещи и повезли в суд. В зале заседания была я, судья, секретарь и начальник группы задержания ОМОН. Такая расстрельная тройка вынесла мне решение в 12 суток административного ареста. Я до последнего не верила, что всё это происходит именно со мной и что с сегодняшнего дня ночевать я буду не дома.
Процедуры оформления в ЦИП довольно унизительные - тебя заставляют раздеваться догола в холодном помещении, с тобой обращаются как с абсолютно бесправным человеком. Теперь, кстати, я отказываюсь раздеваться и стоять лицом к стене, что злит сотрудников администрации ещё больше, но ничего серьёзного они сделать не могут. Сделаю отсылку, что я говорю про изоляторы для административных “нарушителей”, а не для уголовных.
Так вот, меня переводили каждый день в новую камеру (возможно, чтобы оказать психологическое давление). Женщины со мной в камерах были разные - бездомные, женщины с алкогольной зависимостью и те, которые занимались проституцией. Некоторые попадались случайно, а для некоторых это было возможностью банально не остаться на улице. Почти у всех нет поддержки со стороны родственников, им никто не приносит передачи, им никто не пишет, их никто не ждёт. Для женщины быть арестованной - харам в обществе. Если алкоголизм, проституцию и бездомность общество признает как явление, то женщина в тюрьме - это за гранью осознания, за гранью “нормы”. Поэтому женщины, попадающие в тюрьмы, максимально стигматизированы. Если мужчинам-заключённым сложно социализироваться после тюрьмы, то для женщины это сложнее в два раза. Сам институт наказания такой - направлен на уничтожение личности и никак не “исправляет”. Я вообще против подобных систем в здоровом обществе.
Заниматься политическим активизмом в Беларуси - это как?
В Беларуси заниматься опасно любой деятельностью, которая отклоняется от “линии партии”. Посмотри сколько у нас заключённых бизнесменов, чиновников и силовиков. Раньше вот убивали ещё, вспомни пропавших журналистов и оппозиционеров. А пропадали без вести десятки и сотни человек, просто о них никто не помнит. Сейчас, конечно, из-за экономических связей с Европой немного лучше, но репрессий всё равно много.Они просто не такие топорные, что взял в лес и застрелил, теперь активиста будут выживать и десоциализировать любыми способами. Например, Нина Багинская и Ольга Николайчик все в штрафах и уже не имеют право распоряжаться своей собственностью, с водой и отоплением в доме проблемы, а штрафы в десять тысяч долларов они не могут оплатить. Из этого вытекает и следующая преграда в плане работы - невозможно иметь постоянную работу с хорошей зарплатой. Все решается по звонку работодателю, никто не хочет рисковать. Бывает, избивают. В 2017 избили оппозиционного политика,а потом ещё и сутки дали. Из-за преследования могут давить на семью. Так, у активистки из Молодечно отправляли в интернат дочь, да и вообще натравливали всевозможные проверки. Женщины-активистки подвергаются карательной психиатрии, их закрывают в лечебницы, а потом у человека действительно появляются проблемы с головой и они уже выглядят как городские сумасшедшие в глазах общества.
Когда занимаешься активизмом, в плане дружеских и родственных связей всё очень просто. Либо люди тебя поддерживают, либо - нет. Ладно, когда просто отказываются от коммуникации с тобой, хуже когда начинают намеренно ставить палки в колёса, зная твою ситуацию. Были случаи у моих товарищей, когда родители выгоняли из дома или вообще забирали квартиру, пока человек был в тюрьме и сообщали в письме строчками «выйдешь - решай где тебе жить». Очень злит, когда тебе начинают твои же родители угрожать милицией. Очень мало случаев, к сожалению, когда родители поддерживают - и это по-своему, конечно, ценно. Мы рады, когда мама Игоря Олиневича пишет письма политзаключенным и когда мы ходим в гости к маме Ильи Воловика. Эти женщины не отвернулись от своих детей и приняли нас, как своих. Мы чувствуем их материнскую поддержку и это согревает.
Что насчет выгорания? Случалось ли с тобой?
Я не знаю, можно ли назвать это выгоранием, но иногда бывает, что накрывает. Особенно когда много вкладываешься в движение и товарищей, а люди в ответственные моменты, полные репрессий, подводят. Тут бывает задумываешься о том, почему ты это делаешь, если вокруг всё так паршиво. Потом сама себя одергиваю от таких мыслей, ведь рядом со мной есть надёжные и верные товарищи, а в мире много людей, которые продолжают бороться не смотря ни на что. Самое главное, что я не смогу иначе, не смогу закрыть глаза на несправедливость и жить «мирной жизнью». Честность с собой и со своими принципами всё-таки сильнее «выгорания».
Какими критериями должна обладать команда, чтобы активистская кампания держалась на плаву и активно работала?
Люди, объединенные идеей, у которых похожие ценности и принципы, - это превыше всего. Остальные трудности при этих условиях будет легче преодолеть, выход всегда найдется. Наша кампания солидарности dissidentby такая. У нас нет финансирования, мы не сидим на зарплатах, нас самих репрессируют регулярно, но у нас есть общая идея о взаимопомощи. Мы организуем мероприятия и концерты, ходим на акции и митинги с коробкой, чтобы собирать ресурсы на политзаключенных. У нас есть политический капитал, как у активистов, поэтому многие нас знают и доверяют.
Часто встречаются предательства со стороны единомышленников?
Смотря что ты называешь предательством. Если человек был активистом долгое время, а потом внезапно отписался и ушел в «нормальную» жизнь, то можно ли это назвать предательством? Например, вас объединяла борьба за экологию, вы были против корпораций, против государственных институтов угнетения и милиции, а потом человек уходит работать в Нестле, берет кредит на квартиру и обращается по любому случаю в органы - это предательство идей и принципов, не так ли?
Если ты о более приземленных вещах, то, конечно, бывает, когда страх оказывается сильнее. Одно дело - читать в книжках о прекрасных революционерах и их борьбе, а другое дело самому быть в центре событий. Всегда кажется, что самые жёсткие вещи могут случиться с кем-то другим, а не с тобой. Каким бы ты крутым и классным не был в плане своей безопасности - это тебя не уберегает на сто процентов. Поэтому, к сожалению, некоторых товарищей движение теряет после репрессий. Я согласна, что бывает очень сложно выдержать физическое насилие, как это было с антифашистами из «Дело сети», но ребята всё равно нашли в себе силы отказаться от показаний и озвучить пытки. В Беларуси пока такого не происходит, но людей ломает психологическое давление, угрозы близким и угрозы лишения свободы. Здесь никто не может повлиять ни на что. Либо у человека есть внутренний кодекс чести, сила воли и духа, либо нет. Если встаешь на путь противостояния государственной машине, то приходится быть воином, где не должно быть места слабостям. Иначе - проиграешь.
Ты - часть анархического движения, чувствовала ли ты по отношению к себе сексизм или несерьезное отношение со стороны мужского пола?
Со мной, к счастью, такого не случалось. Возможно, мне повезло, что я попала в движение, а не в субкультуру, где есть просто образ, но нет наполнения. В наших отношениях с товарищами нет сексизма или любой другой дискриминации. Мы оцениваем личность и её поступки, а всё остальное не имеет значения.
Чтобы быть политической активисткой, чего нельзя делать?
Опять же, если о более простых вещах, то алкоголь и наркотики будут мешать активисту любого движения. Подобные зависимости могут сыграть на руку оппонентам активиста. Если глобальнее, то раз за разом приходится преодолевать страх. Ты думаешь я не боюсь? Все боятся. Вопрос в том, что ты с этим страхом будешь делать. Важно стараться сохранить свой рассудок в любых ситуациях. Это большая внутренняя работа над собой и этому нельзя научить, к сожалению или к счастью.
Как относишься к феминизму?
Я положительно отношусь к борьбе против любого вида дискриминации, именно так и добываются права и свободы. Я лишь критикую либеральные инструменты и методы борьбы, особенно когда они декларируются как единственно верные, особенно в диктатуре. При нарастающем продвижении ненасильственного сопротивления как негосударственными либеральными организациями,так и инфлюенсерами, все возможные перемены отдаляются на шаг дальше. Если в 2010 году люди, участвовавшие в Площади против фальсификации выборов, били стекла и были признаны политзаключенными, то к 2020 году все кардинально изменилось. Например, во время протестов в 2017 Святослав Баранович заступился за людей, которых жестоко вытаскивали из троллейбуса люди в спортивной одежде. Оказалось, силовики. Человек в тюрьме без статуса политзаключенного, и этот вопрос даже не рассматривается.
Переходим к вопросу самообороны. Твоя твердая позиция - защищать себя. Как считаешь, как это внедрять можно на уровне общества и культуры?
Я сторонница практик автономии. Я не хочу перекладывать ответственность за свою жизнь на другие искусственно созданные институты. Локальные сообщества людей лучше знают, что им нужно для жизни, чем кто-то сидящий в кресле и корпящий над бумажками. Касательно личности тем более. Я хочу иметь возможность защищать себя в опасной для меня ситуации здесь и сейчас без страха быть наказанной за это. Тоже самое и касательно прав и свобод. Не существует специально сделанных революционеров, которые ходят на митинги для всех, пока кто-то на работе или занят чем-то более важным. Как говорится, права не дают, права берут. Я считаю нормальным давать насильнику и абьюзеру отпор.
Все, что я озвучила - не популярно в обществе, поэтому у различных экспертов о том, как жить эту жизнь, может бомбануть.