Мы сидели у костра на своём излюбленном месте: здесь Печора делала крутой поворот, и с высокого мыса было видно далеко-далеко, тайга казалась бесконечной, воздух посветлел и стал прозрачным перед морозами. Собаки лежали у рюкзаков, отдыхая, аккуратно грызли куски сахара, которые капитан обязательно выдавал им, объясняя, что это мы прошли километров пятнадцать, а они-то втрое больше, когда вокруг нас поисковые круги нарезали. Мы были уже у лодки, можно отправиться к недалёкому дому, но ещё светло, дождь перестал, и так уютно было посидеть у живого огня, дожидаясь чая и неспешно рассуждая.
Капитан задумчиво пошевелил костёр, который мы развели просто для уюта, чтобы сидеть и говорить было привольнее, и вдруг вывел:
– Знаешь, я думаю, что важно то, что северные мужики крепостного рабства не знали. Это совсем другие люди – в себе уверенные, знающие, что жизнь от них зависит, от их силы, упорства, от их работы. Это на пашне можно работать изо всех сил для себя, а можно для дяди, для барина – кое-как, спустя рукава. Но вот в лесу, на реке, на охоте и на ловле можно только выкладываться полностью, потому что от тебя, только от тебя зависит, как будет жить твоя семья. А ещё – их через колено не ломали, кнут над ними не висел.
Помнишь, ты мне статью Василия Ивановича Белова давал? Он там как раз об этом говорит: крепостное право душу уродует, из одних делает тунеядцев, а других превращает в покорных исполнителей, и это надолго остаётся в душе, как там говорят: «Мы люди маленькие, от нас ничего не зависит, начальству виднее!»
Читал капитан много. Мемуары наших военных, героических маршалов, победоносных генералов, он не любил, особенно после того, как я привёз ему воспоминания Жукова, за которыми в своё время все охотились с надеждой: уж этот-то не соврёт, всю правду-матку про войну выложит!
Капитан тоже сначала накинулся на книгу, а потом вернул мне с пренебрежением: «Такой человек, и на тебе – ведь написал то, что начальству нужно! Это же надо так сказать: сам Жуков, генерал, личный представитель Ставки – считай, глаза и уши, мозг и жёсткая рука Сталина, и вдруг пишет в воспоминаниях, что заехал посоветоваться к полковнику Брежневу! Как же, без Брежнева Жуков и не знал, что там дальше с немцами делать, окружать, жать или бегом бежать, а тут полковник Брежнев Жукову все тайны стратегии и тактики и открыл бы! Да вокруг Жукова этих полковников было, как комаров в сырую погоду на Кылымском болоте, а он вот вставил в воспоминания этот эпизод, понятно, что не сам, «оттуда посоветовали» (капитан ткнул пальцем вверх), лизнул Генсеку… И ведь фашистов не боялся, со Сталиным спорил, своё мнение отстаивал, а вот перед «дорогим и любимым лично Леонидом Ильичом» не устоял… Я после таких мемуаров понимаю, что мне больше, чем все маршалы, кошки нравятся!
Я подобрался, чувствуя, что капитан опять выдаст одно из своих бессмертных изречений, и спросил осторожно:
– А почему, собственно, кошки?
И получил потрясающий ответ:
– А кошки всегда-всегда задницу только себе лижут и больше никому, и заставить их на чью-то другую перейти просто невозможно – согласись, эта позиция достойна уважения!
С удовольствием оценив мой хохот, капитан вкусно прикурил беломорину – других не признавал – от уголька из костра и прокомментировал:
– Дед нам говорил: зажиточно жить мужик не будет, если у костра и печки закуривает от спички!
И продолжил про кукурузу:
– Ведь сосед мой Серёга Соколов вспоминал, как у него на родине, на Вологодчине, кукурузу сеяли – он спокойно рассказывать об этом не мог! Ведь едва до колена поднялась – а дальше заморозки! И на следующий год сеяли опять! А почему? Барин велел! Райком приказал, а райкому – ещё более высокий начальник план спустил, и так до самого верха, и все послушно делали! И каждый в душе понимал, что дурь делается, а вот возразить… Один за место боялся, другой за портфель, а третьему на всё наплевать, раз приказали – сделаем!
И кстати, в твоём общежитии живёт фотограф, который сюда попал потому, что был таким мастером, что на спор переснял, ретушировал, отгравировал и сам отпечатал своему приятелю водительские права, понятно, что липовые, но с которыми тот и ездил несколько месяцев, проходя все проверки. Правда, потом всё-таки погорел, попал в аварию и сдал приятеля, чтобы себя отмазать, а фотограф за подделку государственных документов приехал к нам, в Коми, на лесоповал, но не в этом дело. Как-то в застолье он похвастался, что именно он и сделал знаменитый снимок, который все наши северные газеты обошёл, в центральные попал: на этом снимке какой-то инструктор или даже секретарь обкома стоит в нашей, северной кукурузе так, что одна только голова торчит – вот у нас какие урожаи царицы полей! Говорят, самому Хрущёву эту фотографию на стол положили, преподнесли как доказательство его прозорливости, вот, мол, даже на севере по вашей мудрости растёт кукуруза – партийное слово чудеса творит, ну, а обкомовцу за это, естественно, орден. А фотограф, смеясь, объяснил, что он этого секретаря на коленки среди кукурузы поставил, когда снимал – вот и вышла гигантская, человека скрывает! А она у нас ни разу выше метра не поднялась – даже на корм скотине, на силос проще заливные луга скашивать, там хоть не эти палки с листьями, а настоящее сено! А кто этого начальника врать заставил? Что, расстреляли бы, если правду сказал бы? Или портфель толстый и паёк сладкий жалко?
– На севере мужик привык ни от кого не зависеть, барина с кнутом не было. Потому мы такие самостоятельные, независимые. Решили людей от голода, а может, и от смерти спасти – и сами всё сделали. Это я про то, как в нашу деревню тоже представитель из района приехал, мама сказывала, и велел две семьи кулаков сыскать – такой у него план, говорит, есть, непременно двух богатеев раскулачить.
Мужики, мама вспоминала, взвились: сегодня одного кулаком обзовут, завтра другого! Целую ночь деревня думала. Решили: скотину у этих кулаков увели в дальнюю деревню, за болото, где и жили-то пять хозяев, детей разобрали по семьям, а самих мужиков отправили в охотничьи избушки, пока эта дурь не успокоится, а начальнику сказали, что кулаки в бега ударились, где их в тайге найти! И что ты думаешь, этот начальник поорал, постучал наганом, да и уехал. Так на нас рукой и махнули. А начальнику на дорожку сказали: «Места у нас глухие, ружья в каждом доме, и не по одному, а стрелять нас в детстве просто учили: отец даст мальчишке два патрона и велит четыре утки принести! Так что не надо, начальник, на нас наганом стучать!» И ведь так этих кулаков и спасли, не дали погубить! Вот бы так по всей России!