.... даже в 92-м, когда сахар в Москву из Украины и Воронежа возил, а деньги приносил домой в хозяйственных сумках – занимался легальными делами. Время было сумасшедшее, но, скажу вам, весёлое, – Шалтай вдруг оживился – возможно, просто переводя разговор в сторону. – Законов о предпринимательстве – никаких; бандюков по наводке Запада из тюрем повыпускали; и поскольку никто из них толком работать не умел, да по их понятиям ещё и не должен, сразу организовалось сто тысяч бандитских крыш. Ну, и ну! Впрочем, что тут устраивать ликбез по истории перестройки – вы и сами это знаете.
– Не знаю, – покачал головой Бахметов, которого крайне поразил образ денег в хозяйственных сумках. – Я ещё не все здесь понимаю.
– Втягивайтесь в местный космос, – вглядевшись пристально в лицо Бахметова огромными глазами, усмехнулся Шалтай. – Хотя шансов что сообразить в этой мистике немного. Вы ж тогда в Европах всё кричали «Горби», «Ельцин», «перестройка»? И зачем кричали? За что вот не могу терпеть Запад, так это за его тупость – всё или белое, или черное; или черное, или белое; свобода или несвобода. Тупые рациональные мозги. А у нас тут в перестройку была такая крапинка в горошек, что «мама – не горюй»! Правда, было весело! Почти приятно вспомнить. Вот мы, например, с моим товарищем проворачивали делишки с сахаром и капитал сколотили порядком; да, дураки, разбежались по сторонам: я – закупать и продавать компьютеры; а он – изготавливать тарелки-тазики пластмассовые. Вам интересно? – Бахметов кивнул. – Считайте, что посвящаю сей рассказ и товарищу, – а он мне и сегодня дорог, – и всей России-матушке.
Дела тогда у товарища сразу пошли в гору; да не учёл он, что не для производства была проведена перестройка, а для развития торгово-закупочного капитализма; то есть, другими словами, для расхищения социалистического имущества. Лично я действовал как диверсант в тылу врага: договорился – купил – оптом продал – на дно. Операция идёт считанные дни или часы, и никто тебя не успевает взять за хвост − ни бандиты, ни даже налоговая – но, об этом, впрочем, не будем, поскольку о ней всегда отдельная песня. Товарищ мой сдуру сел на открытом пространстве, забурел, и даже собрался идти в честные народные депутаты. Неприятен стал многим – конкурентам по выборам, чиновникам – которым не хотел давать взятки (а брать-то стали сразу, как пришёл Гайдар, и очень помногу – ведь правительство и разрешало официально кому что тащить всё общественное по норам) и бандюкам, которых не признавал за «крышу».
Тут повезло товарищу встретить своего едва откинувшегося и потерявшегося в новой реальности одноклассника, который отсидел полжизни на зоне и считался почти авторитетом – предложил идти к нему заместителем по безопасности, чтобы разруливать отношения со всеми хищными рыбами в своей мутной воде. Интересная история для Запада? Где здесь Гегель и Фейербах? Блатной одноклассник такой должностью был горд, – засмеялся Шалтай, – никогда он не был прежде заместителем директора с очень приличным по тем голодным временам окладом: замирил всех местных бандитов, сам стал «крышей» товарищу; и чувствовал, что деньги берёт не зря.
Через время, однако, одноклассник решил, что и сам мог бы управляться с фирмой не хуже директора – привёз с корешами своего благодетеля за город на директорскую же дачу, помучил двое суток с целью получения подписей на приготовленные документы по переходу фирмы в руки нового собственника (ему юристы объяснили, что наступила эпоха правового государства – что подписано пером, обратной силы не заимеет); и, наконец, выдавил из друга вожделенные подписи. Видите, как все просто – не то, что там во всяких Венах и Стокгольмах с их демократическими процедурами! Фирма уже в руках, и даже директорская дача по документам; а что делать с неудачником? Конечно, в лес повезли, заставили собственноручно выкопать себе могилу, – Шалтай крякнул и выпил рюмку водки, – помочились на несчастного в яме, как положено; и вдруг кому-то из корешков пришла в голову мысль – а не удастся ли с него ещё содрать бабок – то есть, не продать ли нам его? – Шалтай опять засмеялся. – А на вопрос "кто купит?", был резонный ответ – жена. Ведь она, кажется, главный бухгалтер в каком-то оборонном институте? Для чего я это все вам рассказываю? – показалось или не показалось Бахметову в полутьме, что блеснули глаза его визави. – А представьте, что мне с этим трудно жить, а расскажешь не всякому. Хотя живем неплохо, жаловаться грех, – Шалтай усмехнулся. – Товарищ мой в яме почувствовал забрезживший свет надежды выжить и вцепился в эту идею – выкупит, обязательно выкупит, поскольку жена его любит как кошка.
Вытащили узника из ямы и повезли в Москву. И тут начинается самая весёлая часть истории, которая кое в чём объясняет всю нашу жизнь. Выпейте, выпейте – когда пьёшь, правда жизни становится слаще. – Бахметов взял протянутую рюмку и выпил водку. – Подкатили братки на двух автомобилях к научному институту, который проектировал всякие пугавшие американцев штуки. Вызвали вниз жену; она, действительно, устремилась выкупить мужа, поскольку реально его любила – хорошая баба, из-за таких только Россия и не рухнула в угоду тупому Западу. Да вот беда – денег таких, что просили, у неё не оказалось, − да и вообще почти не было денег – ведь перестройка ЕБН-царя была в разгаре. Супруга бежит к директору института – генерал-майору технических войск, – так и так, бандиты данью обложили и срочно нужно… Я не помню, сколько там было нужно, да и деньги тогда другие были. Сколько у нас в кассе? – спрашивает директор, − Столько-то и столько-то. Не хватает, – чешет затылок директор. Звонит коллеге в соседний институт – тот сразу выручил ещё какой-то суммой, и всё равно не хватает. А бандюки-то ждут на своих двух автомобилях внизу на площадке, курят и музыку слушают – собранные из двух касс деньги взяли, но пока мало! – и не отпускают бедолагу. Весь институт на них глазеет – все ведь всё уже знают. Вот тебе и гоги-ели! Здесь происходит кульминация истории – директор приказывает дать объявление по институту о помощи пострадавшей! И потянулся народ к кассе, несут последнее − главбух, благодаря каждого, записывает суммы, чтобы вернуть впоследствии долг. Собрали, наконец, деньги; может, и не всю кубышку – не помню; бандиты купюры считают, а рваные не берут и сильно ругаются.
Финал всего был счастлив – бандитское слово было сдержано, и супруги воссоединились. Неправедно приобретённая фирма новому владельцу счастья не принесла – через полгода всю банду взяла ФСБ на нелегальном вывозе цветного металла за рубеж. Гебешный следователь встретился и с директором института, спрашивает – а вы не могли тогда сделать звонок нам, а не коллеге? Эх, генерал, генерал… Кто там удачно сказал, Сергей Александрович, что летевшая в пропасть Россия зацепилась за крюк ФСБ? Страна, слава Богу, не погибла, хоть в ней и не всё просто.
− Вы хотите сказать, что подкачал наш народ?
− Подкачал он или за него, решайте сами. Я недавно в парке видел выцветшие под дождями агитационные железки тридцатилетней давности, и даже разобрал буквы призыва: «Пионер, останови хулигана!» Были, значит, времена, когда хулигана мог приструнить любой гражданин и даже ребёнок. Хулиганов было мало; да и те всё по пьянке, а отмороженных – никого, или почти никого...
АЛЕКСАНДР АЛАКШИН. МОСКОВСКИЙ РОМАН. СПб., 2014. С. 112−117.
"МОСКОВСКИЙ РОМАН" – ПРОДОЛЖЕНИЕ "ПЕТЕРБУРГСКОГО РОМАНА".
Текст автора канала.