За три дня до нового года мы всем двором провожали Равилю. Она на поезде уезжала в Москву, чтобы уже оттуда улететь в свой далёкий Ашхабад. Уезжала, увозя с собой пару десятков аккуратно записанных в блокнот имён и фамилий с одним и тем же адресом, разнящихся только номерами квартир, и сердечными заверениями, что когда-нибудь, желательно в мае или в сентябре, к ней приедут погостить новые друзья с Украины. Наверное эти обещания так никогда и не будут выполнены, потому что при всей любви к новой подружке, путешествие в далёкую Туркмению для многих из моих соседей было таким же экзотическим и нереальным как поездка в далёкую Антарктиду или на луну.
Зато я прекрасно помню, как именно в эти дни мы с Мирой выбирали для Равили прощальный подарок…
Я уже говорила, что Мира работала в загадочной «женской консультации». И, наверное, она, моя любимая добрая фея, так хорошо помогала разным женщинам всякими там консультациями, что они приносили ей в огромном количестве всякие подарочки. Чаще всего это были духи и прочие другие красивости, которые я обожала рассматривать и нюхать. Мне очень нравились и целые батареи «Красной Москвы», которые обожала моя бабушка, и необычный флакончик «Злата скифов», про который Мира говорила, что скифы – это мои предки, которые похоронены в курганах. Пахли предки какой-то сладкой деревяшкой, ночной фиалкой и немножко прелыми листьями и свежей майской травой. Я давала понюхать платочек Аркашке Иванченко и мы договорились, что летом возьмём лопатки и пойдём откапывать ароматных предков с их золотом на тот самый кучгур, который и был самым настоящим курганом.
Были там еще духи про Крым - «Бахчисарайский фонтан», пахнущие приправами и розами, была моя любимая «Золушка», выпущенная Ленинградским «Северным сиянием», которая пахла «Наполеоном» и немножко сиренью, была «Красная роза» и очень вонючие «Вечер» и «Торжество». Это самое «Торжество» по уверению Миры пахло церковью, страшно нравилось моей маме, а я почему-то боялась и невзрачной серенькой коробочки и невероятно тяжёлого и устойчивого запаха, которым можно было забить любой аромат в доме.
Но для Равили Мира выбрала особенный подарок. Она поменяла у торговки на базарной «туче» несколько флаконов новых духов на малюсенькую бело-голубую коробочку с непонятным названием «Клима», про которую сказала, что это настоящая Франция, стоящая аж целых 27 рублей! Так как коробка была плотно запакована в целлофан, понюхать её мне не удалось.
Для моей мамы Мира отложила известные всему Союзу польские духи «Быть может». Их нежный кисленький и чуть-чуть жасминовый аромат назвали в честь популярной песни из репертуара народной артистки СССР Капитолины Лазаренко (примы советской эстрады 1950-1960-х годов, любимицы сталинского генералитета, Никиты Хрущева и даже Брежнева), которую она записала с оркестром Эдди Рознера, её дирижёра и любовника. Слово «любовник» было взрослое и запрещенное, но Мира знала, что я умею хранить секреты.
А ещё у Миры в шкафу на полках стояли нераспечатанные коробочки с пудрой Восток, Бархатистая, Балет, Красная Москва, Эллада, Сказка, Маска, Камелия, Шипр и другими. Они пахли одинаково конфетно-приятно, а по цвету отличались. Самым дефицитным был цвет «рошель» - розовато-кремовый, а не белый, желтый, или розово-кирпичный как у остальных.
И хотя зарплата у Миры была небольшой, как она сама говорила «курам на смех», все эти женские бутылочки, баночки и коробочки, периодически относимые на «тучу», позволяли моей взрослой подружке быть жуткой модницей, а летом обязательно ездить в Крым на целые две недели. Мирочкины каникулы злая баба Рекунэнчиха называла каким-то некрасивым и злым словом «лядки». Зато сама Мира возвращалась с этих лядок отдохнувшая, загоревшая, еще более красивая, чем всегда, чем бесила и Рекунэнчиху, и других завистливых сплетниц.
Но я отвлеклась.
Ибо не смотря на то, что проводы Равили были для меня событием значимым, гораздо важнее был приближающийся Новый год, беспрерывное катание на аттракционах специальных «зимних городков», которые у нас устраивали по всему городу, а так же, конечно, подготовка к главному утреннику года. В этот раз мне опять предстояло быть на нём Снежинкой. Но не простой, а главной. Главнее, чем Снежинка Марики Иванич, нашей первой красавицы, поскольку мой стих был на 2 куплета длиннее!
Платье мне сшила бабушка Аня, а вот украшать его взялась Анна Ароновна. Мы с ней разобрали старинные ёлочные бусы, и она расшила перламутровыми бусинами весь лиф платьица. Ещё она достала из своего комода тряпицу с голубым стеклярусом и украсила им пышные фонарики рукавов. Жутко накрахмаленную балетную пачку и сделанную дядей Борей из белого ватмана корону украшали дополнительно. Сначала на край подола и на корону наклеили пышные хлопья белой ваты. Затем дядя Боря аккуратно разбил в газете и истолок почти в пыль два замечательных ёлочных шара – серебряный и лазурно-голубой. Потом в ход пошёл прозрачный канцелярский клей из пульверизатора и лак для волос. Вата пробрызгивалась клеем, посыпалась искрящимися брызгами ёлочного стекла и заново поливалась из баллончика лаком «Прелесть». Наряд получился волшебной красоты и я уже не могла дождаться 30 декабря, чтобы надеть его поскорее.
- Стихотворение помнишь?
- Да!
-Не опозоришься, как два года назад?
- Нет!
Дядя Боря захохотал:
- Эх, внучка, что ни говори, но своими суки-ями ты тогда нас всех сразила наповал.
Я надулась. Подумаешь, каждый ребенок может попутать. Мне тогда вообще должны были всё простить. Я же болела! И стишок мне передала Лида Романовна написанный от руки. А я только книжки да газеты читать умела. Вот и нафантазировала историю про «цыпку» там, где прочесть её закорюки не сумела: «Ах попалась, цыпка, стой! Не уйдёшь из сети. Не расстанемся с тобой ни за что на свете! Нет, не пустим, цыпка, нет! Оставайся с нами. Мы дадим тебе конфет, чаю суки-ями»….
Долго, очень долго вспоминали эту птичку-цыпку и этот японский чай, который заменил чисто русское «с сухарями».
В этот раз я должна была декламировать «Мороз и солнце!» - самый всамделишний взрослый стих из всей группы.
Я немножко поиграла с Плюмбумом, еще чуть-чуть полюбовалась на новогодний наряд и отправилась на кухню Анны Ароновны, где она по просьбе моей бабушки готовила свои знаменитые «деликатески».
На утренники наши мамы и бабушки обязательно носили эти угощения. Для детей повара пекли торт, варили желе, делали корзиночки с вареньем, а вот воспитателям накрывали стол отдельно. Почему-то дед Мороз и Снегурочка тоже ели в этой отдельной комнате со взрослыми, а совсем не с нами. Наверное потому, что они там еще и вино пили.
Анна Ароновна готовила свои знаменитые шпроты и блины с красной икрой. Честно говоря, не только в садик, но и в свой СКБ мама тоже носила угощения Беренштамов. Вы будете смеяться, но и в СКБ тогда тоже были утренники, про которые бабушка ругалась и называла их гулянкой, а мама убегала на них невозможно нарядная и счастливая.
Насмотревшись на румяные шпроты и нанюхавшись потрясающих ароматов, я вернулась в Борису Абрамовичу, выпросила у него несколько листов бумаги и копирку и стала печатать легендарные рецепты-обманки. Потому что, как вы понимаете, и шпроты и красная икра были дефицитом, но мудрый еврейский народ уже тогда научился замечательно обманывать непритязательную советскую общественность.
Рецепт домашних «шпрот» от Анны Ароновны: 1 кг рыбы (килька, мойва, тюлька, хамса). Для заправки и заливки рыбы еще будет нужно 2 горсти луковой шелухи (для цвета и подкопченного вкуса), 1 столовая ложка соли, 1 чайная ложка сахара, стакан очень крепкой заварки из индийского чая, неполный стакан растительного масла, 7 лавровых листов , душистый горошек и обрезь любых копченостей. Рыбу чистим и промываем, убираем хвостовые плавники, головы и внутренности. Лучше всего брать рыбёшку покрупнее, одна в одну)). Выкладываем первым слоем обрезки любых копчёностей (шкурки от копчёной скумбрии, кусоки свиных копчёных рёбер или колбасные "попки" от сырокопченой колбасы), а затем тушки рядами и слоями, чередуя рыбу с шелухой в противень с высокими бортиками или в сковороду. Смешиваем все остальные продукты и заливаем ими рыбу с луком. Обязательно накрываем противень фольгой или крышкой и тушим рыбу в духовке на медленном огне (не больше 150 градусов) полтора часа. Открываем крышку, выключаем огонь. Когда рыба чуток остынет, перекладываем её маленькой шумовкой в другие маленькие судочки, освободив от луковой шелухи. Судочки убираем в холодильник. Золотые жирненькие шпроты с дымком готовы!
Рецепт «красной икры» от Анны Ароновны: Первым делом печем 10 обычных блинов, остужаем и откладываем в сторону. Берем пачку масла, режем её на несколько частей и убираем в морозилку. Еще нам нужны два советских плавленых сырка «Волна» или «Дружба», спинки (бочки) хорошей жирной селёдки без костей, 3 средне-крупные ярко-оранжевые морковки сорта «каротель». Морковь отвариваем и остужаем. Она должна сохранить яркий цвет. На мясорубке прокручиваем подмороженное сливочное масло, плавленый сыр, селедку и в самом конце морковку. Всё смешиваем. Получается приятная «икра» красновато-оранжевого цвета. Мы начиняем ей блинчики и угощаем гостей. Вкус у икры волшебный. А еще ей можно начинить половинки яиц или просто украсить бутерброды. Те, у кого было много денег, вместо селёдки использовали малосольное филе красной рыбы. Но таких было мало.
Кстати, а вы не забыли?
Через три воскресенья - весна!
И чернильное небо грачей
Прилетевших из отпуска к нам,
И сварливый, ворчащий ручей,
Что проест эту зиму до дна -
Через три воскресенья - весна!
Через три воскресенья - нам жить
Пальцы пачкая в тёплой земле,
Под рассаду горшки мастерить
И мечтать о зеленой траве,
И мечтать, и хотеть, и любить.
Через три воскресенья - нам жить!
Через три воскресенья - тепло
Не за окнами, а на душе!
И смеёмся мы вьюге назло
В предвесеннем своём кураже,
Обнажая сердца наголо -
Через три воскресенья - тепло!
