В летние каникулы, аккурат между шестым и седьмым классом, мы с подругами Лилькой и Шубой начали свою трудовую биографию.
Во всем виноват «Чеширский кот».
Дело в том, что рядом с домом открылось кафе «Чеширский кот». Двухэтажный отреставрированный особнячок был покрыт голубой краской, словно глазурью, розовые пухлые наличники будто принесли из магазина игрушек, от «Чеширского кота» пахло сладко-горьким; недоступной роскошью. На дворе стояли девяностые, мясо в наших семьях покупалось по праздникам. В это самое время какие-то неземные, наверняка прилетевшие с Марса люди вели своих разодетых детей в этот пряничный домик. Скрывшись за дверью, благообразная семья оказывалась немедля на другой планете, где нет школы, двоек, «мама, купи киндер с получки» и других земных, мучивших нас с Шубой и Лилькой, горестей.
И тогда мы решили, что непременно попадем в «Чеширский кот», чего бы нам это ни стоило.
Так мы очутились на Ижевской овощебазе. Это было огромное здание – нечто вроде ангара, даже на подступах к которому начинало пахнуть промозглой сыростью. Нам показали ящики с яблоками. Часть была гнилой, часть полусгнившей, но абсолютно все – гниющие. Наша задача состояла в том, чтобы отделить полностью гнилые от тех, что еще можно, и сложить отдельно.
Мы принялись за дело с энтузиазмом. Самая дружная команда – я, Шуба и Лилька, мы были убеждены, что станем лучшими сотрудниками и попадем в газеты. Это как минимум, может даже медалью наградят! Ведь мы и Женьку Вахрушева уделали, главного школьного хулигана, чего там какие-то яблоки!
Был жаркий июль, я носила салатовый топик с крупной надписью «Кельвин кляйн», купленный мамой на рынке у дома после долгих уговоров. «На кофточку-то ткани не хватило», - комментировала Шубина бабушка мой фэшн-стайл. Топик отлично сочетался с джинсами стрейч, я была модная и прекрасная, да вся наша троица, в общем, лучилась – тут и Лилькина футболка с Ди Каприо, и Шубины модные фенечки, и всехние сланцы – розовые, голубые, зеленые.
На перебирание яблок отводилось восемь часов. Ноги в сланцах начинали мерзнуть почти сразу, еще до обеда, но чего не сделаешь ради красоты. Одну сцену запомнила я навсегда.
Когда открыли очередной ящик – оттуда выскочила огромная крыса размером с полкошки. И вместо того, чтобы испугаться и убежать, начала прыгать: зло, отчаянно, как в последний раз. Через несколько минут после того, как прибежавший на визг грузчик добил ее, стало понятно – почему. На дне ящика обнаружилось потомство – розовые, гладкие, размером с ноготь, крысята, много. Грузчик убил и их. Мы продолжили перебирать яблоки.
Прошло несколько дней, нас распределили в разные концы огромного ангара – вон в той стороне Лилька, в этой - Шуба, мы расходились с утра и встречались днем, когда доставали еду. Мама клала мне в пакет бутерброды: на куске хлеба, густо смазанном маслом, кусочки колбасы, сам пакет слипался и блестел. У Шубы были, помню, вареные яйца, мы менялись, как могли. Ели и разбредались до вечера.
Ленка с компанией объявились почти сразу, в первую же неделю. Аккурат во время обеда, который мы организовали на ящиках, на чем же еще.
Они были старше – лет 15 было Ленке. Блондинка с модной коричневой помадой, обведенной черным карандашом, пришла в окружении разношерстных подруг. Мне запомнилась стрижка-каре, невероятно модная тогда и необыкновенной, ледяной прозрачности глаза, посаженные близко к носу, обведенные черными стрелками. Ленка сразу сказала:
- Нахуй отсюда пошли.
«Нахуй» для нас было знакомое, но немного пугающее слово. Мы так не говорили. Так говорил Женька Вахрушев, которого мы победили в школьном дворе, закидав снегом.
- Сами пошли, - пропищала я, показавшись себе очень смелой.
Они посовещались и ушли. Мы спокойно доели и разбрелись по углам. Ленка появилась вечером, уже непосредственно в моем куске лабиринта из ящиков. Сопровождающих было меньше: не шестеро девочек, а, допустим, три.
- Стрелка тебе, поняла? Завтра в двенадцать, - сказала Ленка и надула пузырь от жвачки, как делали в американских фильмах.
Чего ж непонятного.
- Заметано, - смело, как мне тогда казалось, завизжала я. Это было модное слово, оно должно было представить меня в Ленкиных глазах минимум – смотрящей по району.
Ленка со свитой развернулись и ушли.
Потом было долгое совещание с Шубой и Лилькой, выработка плана. Сначала в трамвае, потом на моей кухне. Мы чертили стратегию в клетчатой тетради, смотрели друг на друга заговорщицки, подмигивали, кривлялись, предвкушали победу.
А завтра в 12 часов Шуба с Лилькой не пришли.
Я очень смутно помню ту сцену, будто урывками – вот они стоят напротив, Ленка и человек пять девочек (с той стороны тоже пришли далеко не все, спустя годы удовлетворенно отмечаю я). Вот я подхожу к Ленке, чтобы ударить – меня толкают сзади. Я пролетаю метра полтора, разворачиваюсь и снова – толкают сзади. Они выстроились в кружок. И теперь, когда я подходила к любой обидчице – сзади толкала другая. Кто-то кинул в меня гнилое яблоко. Все смеются, я чувствую пену у губ и ужасное бессилие.
Нет, меня никто не ударил, они нахохотались и ушли .
А я пошла к ящикам – перебирать яблоки.
Вечером, когда окончился рабочий день, я не пришла туда, где мы собирались с Шубой и Лилькой, чтобы ехать домой вместе. Сквозь лабиринт ящиков я выползла гораздо позже. И пока ехала в трамвае – читала совершенно неуместного, абсолютно неподходящего, стыренного с книжной полки исключительно, чтобы казаться умнее, «Фауста». Читала и, разумеется, не понимала в нем ни слова.
- Нельзя ли это проще передать?
- Я дух, всегда привыкший отрицать
И с основаньем: ничего не надо
Самая пошлая мелодраматическая сцена в моей жизни: громыхающий трамвай, закатное солнце, я сижу у окошка и роняю совершенно бессмысленные слезы в совершенно бессмысленного и непонятного «Фауста» с чувством одновременно – унижения, горя, но какого-то неуловимого, слепого и глупого превосходства.
__________________________________________________________________________________________
Мы сидим в «Чеширском коте». Внутри в нем – как снаружи, только лучше. Высокие, высоченные мужчины в невиданном – белых рубашках и галстуках бабочкой. К нам обращаются на «вы». Нам приносят меню.
- Гренки по-французски с сыром и чесноком, - звонко говорит Шуба. Шуба смелая, мы-то с Лилькой увидели цены и утратили дар речи. Гренки по-французски с чесноком и сыром составляли примерно родительскую месячную зарплату целиком.
- И кока-колу, - пищу я.
- И пирожные, - говорит Лилька.
Разумеется, в тот день мы спустили все заработанное, а на сдачу купили жвачки «турбо».
Мне попалась красная феррари с открытым верхом. Кажется, я выменяла ее на что-то очень выгодное, может даже на целый чупа-чупс.