Свидетельств о детстве Александра очень мало. Имеющиеся источники рисуют его серьезным мальчиком, казавшимся не по годам взрослым (вспоминаем историю с персидскими послами, впечатляющую, даже если Плутарх преувеличил) и неизменно помнившим о своей роли будущего царя, чему способствовала Олимпиада, растившая сына царем до мозга костей.
Отношение Александра к Филиппу было сложным. Он восхищался отцом, но при этом был с ним сдержан и скрытен, если не сказать -- холоден. С одной стороны Филипп был его кумиром как военачальник и царь. С другой -- успехи отца отзывались в нем ревностью, как-то прорвавшейся известной фразой: "Отец завоюет весь мир и мне ничего не останется!". А главное, с течением времени Александра все более тяготила роль "второго". После победы над фракийцами ему с каждым днем, словно цепи, связавшие по рукам и ногам, делались все теснее регалии наследника. Наследника умного, деятельного и еще вовсе не старого царя, с которым он еще и не сходился характером и взглядами: где Филипп показывал себя мастером политического маневра, будущий Бог Войны летел напролом (вспоминаем легенду про Гордиев узел).
Филипп делал все, чтобы завоевать доверие, привязанность и любовь строптивого сына. Он пытался воздействовать на него словами, советом, а иногда и иронией, но великому ловцу человеческих сердец не удалось покорить сердце собственного ребенка. (с) Фриц Шахермайр, "Александр Македонский"
Были и другие причины: Александр обожал мать, нещадно ревновавшую его к опостылевшему мужу и не жалевшую усилий, чтобы привязать сына к себе и настроить против отца. Усилий, собственно, не так и много требовалось, тут Олимпиаде помогал сам Филипп. Вряд ли Александра отвращали безумные пьянки, с помощью которых царь расслаблялся после страшного напряжения военных походов, где он себя не щадил. Александр позднее сам выжимал себя точно так же, а отдыхая -- гулял еще и покруче. Но все портила любвеобильность царя, отягощенная "привычкой жениться".
Филипп всегда брал новую жену на каждой из его войн. В Иллирии он взял Аудату и имел от нее дочь Кинану. Он женился также на Филе, сестре Дерды и Махата. Желая выставить притязания на Фессалию, он прижил детей от фессалийских женщин, одна из них Никесиполида из Фер, которая родила ему Фессалонику, другая была Филинна из Лариссы, от которой он заимел Арридея. Дальше, он приобрел царство молоссов (Эпир), женившись на Олимпиаде, от которой имел Александра и Клеопатру. Когда он подчинял Фракию, там к нему перешел фракийский царь Кофелай, отдавший ему дочь Меду и большое приданое. Женившись на ней, он таким образом привел домой вторую жену после Олимпиады. После всех этих женщин он женился на Клеопатре, в которую влюбился, племяннице Аттала. Клеопатра родила Филиппу дочь Европу. (с) Афиней
Александру было закономерно обидно за мать, да еще и обилие отцовских женщин грозило таким же раздражающим обилием претендентов на трон. Как-то юноша даже упрекнул отца, услышав в ответ, что ничего тут нет плохого, напротив: наличие конкурентов побудит Александра совершенствоваться, чтобы позднее занять престол не потому что он единственный сын царя, а потому что лучший. Филиппу в начале карьеры тоже пришлось казнить двоих своих незаконнорожденных братьев, крайне невовремя устроивших мятеж, и царь явно полагал, что раз он это пережил, то и Александр перетопчется.
Но положение Александра было сложнее из-за матери. Македонская знать терпеть не могла Олимпиаду, царица прекрасно об этом знала и отвечала полной взаимностью. Признанная красавица, наделенная гордым, властным и взбалмошным характером, она и не пыталась быть кому-то приятной. Под конец -- даже мужу. Однажды Филипп пришел в ее покои ради супружеских утех и обнаружил спящую рядом с женой большую змею (видимо, отсюда и пошла позднее легенда о Зевсе-змее). Непонятно, чего склонная к эпатажу царица собиралась этим добиться, но добилась того, что Филипп вообще забыл дорогу в ее опочивальню, благо выбор был -- см. список выше. Это вредило обожаемому ею Александру, но Олимпиада и дипломатия находились на разных полюсах этого мира. Знатные македонские кланы спали и видели, когда же царь наконец разведется и выставит вон "эпирскую ведьму" вместе с ее полуэпирским принцем.
Скорее всего они ошибались в своих ожиданиях: Филипп явно любил сына, гордился им, ценил его таланты (развитию которых всячески способствовал) и именно его неизменно видел наследником, даже несмотря безобразную ссору, связанную с последним царским браком, о чем будет речь дальше.
Сохранилась трогательная подробность: македонский царь любил заказывать скульпторам и живописцам свои портреты. С какого-то момента его начинают постоянно изображать вместе с Александром. Филипп с сыном на колеснице, Филипп и Александр в компании самой богини Афины... В дар городу Олимпии был и вовсе поднесен большой семейный портрет, где Филипп был запечатлен не только вместе в Александром и Олимпиадой, но и своими родителями -- Аминтой и Эвридикой.
Едва ли статусу Александра как наследника престола действительно что-то угрожало. Однако раздрай между родителями, под конец практически ненавидевшими друг друга и тянувшими сына каждый к себе, не мог не отразиться на психике Александра -- можно заметить, что он очень долго по меркам времени не женился и был столь умерен в "телесных радостях", что это породило слухи о его бисексуальности. Но скорее его просто отвратило от идеи женитьбы созерцание того, во что превратился брак родителей.
Можно задаться вопросом, что было бы, не погибни Филипп? Пожалуй, единственным выходом для обоих было бы разделить власть, и Филиппу остаться держать Элладу, выпустив Александра, как ловчую птицу, в Персию и предоставив свободу действий. Точно по собственным словам, сказанным однажды царем: "Ищи себе другое царство, сынок. Македония мала для тебя".
