Поздно вечером я звоню Тамаре Хови.
— Да, муж мне все рассказал, а еще раньше Джим и Дина... Передайте и письма, и книгу отца Москве... она умолкает и потом произносит волнуясь:— Отец очень берег архив Рида, отец любил Рида...
Я благодарю Тамару Хови за щедрый дар, кладу трубку, а сам все еще не могу свыкнуться с мыслью: завтра я отвезу архив Джона Рида в Москву. Ведь только подумать — архив Джона Рида!
Итак, я простился с супругами Ли Голд и на другой день вылетел в Москву. Двумя часами позже самолет приземлился на Шереметьевском аэродроме Москвы, а еще через час я осторожно открыл клапан первого конверта: да, всё в порядке... Кстати, настало время сказать о главном, о самом главном: что оказалось в этих конвертах и какую все это представляло ценность...
Впрочем, все это не так просто, как кажется на первый взгляд, даже совсем не просто. Письма, рукописи, документы, заключенные в этих конвертах, охватывают столь широкий круг проблем, событий, имен, наконец, лет, что нам одним с этим, может быть, и не совладать. А есть ли необходимость разобраться в этом нам одним, когда мы имеем мнение человека, которому и письма, и документы Рид адресовал? Нам пора сказать об этом человеке больше, чем мы сказали о нем до сих порой этого более чем заслуживает.
Помните, Тамара Хови сказала на прощание: «Отец очень берег архив Рида, отец любил Рида...». Кто такой Карл Хови как относился: к нему Рид и какова его роль в жизни Рида? Письма свидетельствуют, с каким уважением, и больше того, дружеской симпатией Рид относился к Карлу Хови. Письма из Мексики, написанные вскоре после первой встречи Хови с Ридом, начинаются достаточно уважительно, но все-таки официально: «Дорогой господин Хови». Потом из той же Мексики эта форма обращения прочно заменяется более доверительной: «Дорогой Хови». Затем уже из Европы и сокровеннее, и дружественнее: «Мой дорогой Хови». И, наконец, в последних письмах: «Дорогой Карл Хови» или откровенно дружески: «Дорогой Карл».
У Рида были основания считать Карла Хови близким человеком. Редактор «Метрополитена», друг и сподвижник Линкольна Стеффенса, Карл Хови был близок к левым либералам и, как мог, поддерживал на страницах журнала идеи национально-освободительной борьбы. Только этим можно объяснить, что журнал дад место корреспонденциям Рида о Вилье и революционной Мексике. И не только: Хови ушел из «Метрополитена», не согласившись с позицией остальных своих коллег по такому острому вопросу того времени, как предреволюционные события в России.
Видно, Карл Хови был человеком большой души и интеллекта. Рид потянулся к нему, и все эти годы общался с журналом только через Хови. Но Хови не просто связывал Рида с журналом. Как ни велик деловой элемент в письмах Рида к Хови, это письма человека и друга, быть может, даже ученика. Рид делится впечатлениями и раздумьями, он просит совета. И Хови охотно помогает Риду. Он вообще считает своим долгом наставлять, советовать, помогать Риду. Хови прозорливо смотрел вперед — он видел, что львенок обещает быть и будет львом.
Пять конвертов лежат перед мной, как, очевидно, лежали они перед Карлом Хови.
Я беру из стопки первый конверт и медленно раскрываю его: письма из Мексики.
Характерно, что первое выступление Рида в «Метрополитене» было связано с его участием в знаменитой стачке в Патерсоне. Именно статья о том, как Рид сидел за участие в стачке в тюрьме, статья в такой же мере горькая, в какой и злая, явилась поводом для встречи Рида и Хови. Перед Карлом Хови стоял человек высокий, с бледным, исполненным решимости лицом. То, что предложил тогда редактору «Метрополитена» Рид, было и необычным, и содержательным — здесь не было подражания экзотическим очеркам, которые были тогда так модны. Хови видел в статье Рида порыв ветра, неожиданный и сильный, который ворвался» чтобы вышибить вместе с рамами крепко заколоченные окна литературной рутины...
Хови показал статью Рида Линкольну Стеффенсу, и тот предложил послать Рида в Мексику... В ту пору внимание читающей Америки — да только ли Америки? — было приковано к Мексике... Как встретил это предложение Рид? Вначале, как казалось Хови, сдержанно, но это была сдержанность, скрывающая волнение... Рид напоминал Хови жениха, готового сделать важный шаг в своей жизни и сознающего, как все это ответственно. Рид не любил обременять себя мелочами, когда собирался в поездку, даже, как сейчас, очень ответственную. Он был легок на подъем и брал с собой только самое необходимое. На этот раз с ним были фотоаппарат, пишущая машинка, деньги. Как ни тяжела дорога, которая ожидает корреспондента, этого достаточно, чтобы задание редакции было выполнено…
Через неделю Рид был в действующей армии, а еще через три дня он послал в «Метрополитен» свою первую статью. Впрочем, об остальном пусть расскажут письма... Вот первое из них — оно было послано в начале февраля...
Я читаю и дивлюсь. В самом деле, в этом письме весь Рид.
«Дорогой господин Хови, вот вам первая статья. Я не предполагал, что она будет такой длинной, но я ее уже сократил почти на тысячу слов. Надеюсь, что она годится... Следующая будет и короче, и сенсационнее: речь пойдет о сражении. У меня под рукой сколько угодно забавного и интересного материала о том, что происходило и происходит в Конституционном правительстве, а также о том, что американцы в Мексике — это главный бич страны. Один бизнесмен в Чихуахуа сказал мне, что если я напишу что-либо против интервенции, он пристукнет меня».