По ночам я падаю вниз — сон плавно, но без права на выбор влечёт меня в пропасть. Всё пространство вокруг — чёрный и тёплый пух, он тянет меня на самое дно, и сердце колотится в груди от ужаса. Я брыкаюсь и нелепо машу руками, но остановить падение я не могу.
Падение длится недолго, но кажется — целую вечность. И вот я уже на дне, неуклюже стою на четвереньках, а в ладони мне впиваются осколки холодных и острых камней.
Я поднимаю голову и взглядом упираюсь в огромного зверя. Я слышу его рычание и шорох камней под тяжёлой поступью мощных лап. В мою сторону он не смотрит, его цель — огромная скала, вершиной уходящая в тёмное небо.
И мне вдруг становится очень легко, и страха как не бывало. Откуда-то мне известно: этот зверь — лучший из тех, кого я встречу в этом мире. Он скалится, обнажая острые зубы, и торопливо переступает с лапы на лапу, словно твердь земли причиняет ему боль.
Он взбирается на скалу с немым и яростным упорством; из-под его могучих лап сыплются камни и тусклый песок. Оказавшись на вершине, зверь истошно воет, и на пределе сил он рвёт небосвод огромными бурыми лапами. Но земля тяжела и мудра, и она не намерена выпускать его в мир людей. Задрав косматую морду, он с надеждой смотрит на «небо», переплетённое сетью длинных корней. Корни вьются и шевелятся, словно живые змеи, а сквозь них сочится тьма — глухая к его мольбам.
Я чувствую, как ему холодно: ему всегда здесь холодно. И вся его суть насквозь промёрзла, но отчаянно рвётся к другому. Я мысленно бросаю зверю щедрый кусок тепла, и он принимает его с благодарностью.
Он смотрит на меня в упор горящими красными глазами. Наполненные ужасом, они зорко следят и за мной, и за всем миром сразу, не оставляя без внимания ни одно его движение. В благодарность за тепло зверь рычит своё имя, и я отчётливо его слышу, хотя предпочёл бы остаться глухим. Оно впечаталось в мою память жгучим клеймом и, я уверен, останется там навсегда.
Имя ему Каранлык.
— Ты всё ещё здесь? — голос Эли выводит, вытаскивает меня за шкирку из подземного мрака.
«Я здесь, куда же я денусь», — отвечаю мысленно и прихожу в себя.
Небо и море на месте, незыблемы и вечны. Солёная вода шуршит и пенится, играет с прибрежными камнями и ракушками, манит к себе. Мы с Элей тоже на месте — всё так же сидим на песке, прислонившись друг к другу.
Эля участливо смотрит вглубь моих мыслей, готовая прийти на выручку по малейшему жесту. Её рыжие волосы растрепались от ветра и падают на лицо. Эля откидывает их назад, и я любуюсь плавным изгибом её запястий.
— И где же ты так порезал руки, Марк? — с укором интересуется она, увидев свежие раны у меня на ладонях.
— Не догадалась? — усмехаюсь в ответ и тут же жалею о сказанном. Мог бы и соврать — для её-то спокойствия.
Эля берёт меня за руки, растерянно смотрит на царапины и силится что-то сказать, но так ничего и не произносит вслух, а только кусает губы от досады.
— Знаешь, а в теле Каранлыка нет ни капли крови, — говорю я, чтобы хоть как-то отвлечь её мысли от своих рук. — По его венам течёт настоящий яд, но желающих сожрать его не становится от этого меньше, — горько усмехаюсь я. — Когда твой мир — сплошные песок и камень, любая еда покажется чёрной икрой.
Эля смотрит на меня не мигая — в её светлых глазах укор и чуть ли не слёзы, и я чувствую себя дураком. Успокоил...
Эля больно сжимает меня за локоть, как будто это не зверь, а я мучаюсь там, под землёй. Она верит, что все мои сны — не бред сумасшедшего, и искренне хочет помочь.
— Не позволяй во сне уводить себя слишком далеко, Марк, — просит Эля и крепко обнимает меня за плечи.
Рассеянно киваю и обнимаю её в ответ, а сам думаю: хватит ли мне сил что-то там не позволить, когда будет действительно нужно?
Я украдкой гляжу на небо — на эту тёмную и холодную гладь зеркала, в которое как ни смотрись, а не увидишь того, кто с той, обратной стороны. Но сны — это сущий подарок для тех, кто готов к невозможному. И ночью любые зеркала податливы, точно мягкая глина. С обратной стороны одного из них меня ждёт другая моя знакомая — крылатая нежная пери*, хрупкая, как первый зимний лёд. Её склонённое набок лицо всегда печально. Взгляд прозрачных глаз вдумчив и серьёзен, длинные волосы вьются и пестрят яркими красками. Приглядевшись, понимаю, что её волосы — и не волосы вовсе, а длинные растения на тонких стебельках: багряные, жёлтые и с отливом яркого огня. На кончиках волос распустились цветы, их запах дурманит и путает мысли. Пери кладёт лёгкие и белые как пух ладошки мне на плечи и торопливо шепчет всё, что важно.
Я повторяю за ней как мантру всё до последнего слова, ведь откуда-то знаю — нет ничего важнее. Пери шепчет, что сны ценнее золота, а день — лишь временный дом, что безликая Смерть носит в руках души: яркие и не очень, большие и совсем крохотные, они рвутся из её бледных рук и взлетают ввысь звёздными синицами — такими же бессмертными, как всё настоящее, и что не нужно бояться огня, он ручной, как домашний пёс.
Каждый раз её слова обрываются внезапно. Пери замолкает, но прозрачные губы всё ещё дрожат, а в глазах застывает мольба.
Моя пери кричит изо всех сил, пытаясь назвать своё имя, но до меня не доносится ни звука, и только крылья её звенят — хрупко и обречённо.
Откуда-то мне известно — имя пери спрятано глубоко под землёй. Там, где живёт Каранлык.
— Твои двойники знакомы друг с другом, — голос Эли вновь выводит меня из сумрачных мыслей.
Она открывает рюкзак и достаёт оттуда блокнот. Эля листает его мятые страницы до тех пор, пока не находит свободную, а затем огрызком карандаша торопливо что-то рисует.
— Каранлык знает твою пери. И, мне кажется, он хочет выбраться именно к ней, вот только между их мирами целая пропасть. А ты, Марк, — уж извини, но просто способ их связи, и не более того.
— А что там с именем? — голос мой звенит от нетерпения, ведь я чувствую — Эля подобралась к самой сути.
— Мне кажется, имя — недостающее звено для их встречи. Но вот как его узнать, мне непонятно.
Эля добавляет последние штрихи к наброску и откладывает карандаш в сторону. На бумаге оживают они — тонконогая пери обнимает зверя за косматую шею. Тот дико скалится, но я уверен — так выглядит его улыбка. Пери печальна, в её длинных волосах запутались цветы, и несколько их лепестков, словно яркие капли, падают на шкуру зверя.
— Забирай. Подумаешь на досуге, — говорит Эля, вырвав страницу из блокнота. Киваю и засовываю рисунок в карман куртки.
— И что бы я без тебя делал?
— Пропал бы в своих снах, — смеётся Эля, закидывает вещи в рюкзак и торопится домой. Несмотря на подступающую ночь, проводить себя она не разрешает, поспешно целует, и я остаюсь один на один с цветочным запахом её духов и мыслями, терзающими мою суть не хуже звериных когтей. В голове одни лишь сны — мои вечные ребусы, в которых невесомая красота окунает руки глубоко во мрак.
***
Она быстро шагает по безлюдным улицам, торопясь на последний трамвай. Её поступь легка и прозрачна, рюкзак она держит в правой руке, а за спиной трепещут освобождённые крылья. Эля машет в приветствии круглой луне, но та молчаливо-бледна и только пристально смотрит большими кристальными глазами. Гаснет свет в окнах домов, но загорается всё больше фонарей.
Эля бежит к остановке, где уже терпеливо замер старый трамвай в ожидании своей единственной пассажирки.
Трамвай распахивает двери, словно руки для объятий, и Эля забегает внутрь. Она вынимает кошелёк из рюкзака и платит за проезд. Сонный кондуктор пробивает билет, и его серое лицо под грубой вязаной шапкой расплывается в улыбке. Ему слышится запах цветов и аромат почему-то колючих звёзд. Он вдыхает его поглубже, и аромат послушно затекает внутрь. Лёгкие искрятся и болят — их царапают падающие внутрь звёзды. Эля улыбается легко и весело — её суть всё больше рвётся наружу, и скрываться сейчас нет нужды. Наутро кондуктор ничего не вспомнит, но светлое настроение останется с ним ещё надолго.
Эля садится возле окна и прислоняет разгоряченную голову к прохладному стеклу, а крылья складывает за спиной.
Она щурится от удовольствия — так приятно быть здесь и быть собой, и просто сидеть, откинувшись на жёсткую спинку сиденья, и любоваться проспектами ночного города, и ощущать, как яркие огни бегают по уставшему лицу, и знать, что совсем рядом есть он — и дотянуться до него можно всего одним телефонным звонком, и нет нужды городить лабиринты во сне… И долго ли это счастье продлится, волнует её меньше всего.
Трамвай грохочет и беззаботно бежит по маршруту. Эля крепко держится за рюкзак и тихо шепчет:
«Какой же ты забывчивый, мой Каранлык».
* Пери — в иранской мифологии — падший ангел, временно изгнанный из рая и охраняющий людей от демонов.
Автор: Эким Кедэри