Когда 170 лет тому назад по всей читающей России разнеслась весть о смерти Михаила Лермонтова, то, при всей разности отношений к поэту, вопрос задавали один: какая кара ждет убийцу? Всех поразил не только сам факт дуэли, но и ожесточенность дуэлянтов. Что же произошло между ними?
«ЗДЕСЬ, КРОМЕ ВОЙНЫ, СЛУЖБЫ НЕТУ»
В 1837 году за крамольные стихи на смерть Пушкина император Николай I сослал корнета Лермонтова в драгунский полк, входивший в состав Отдельного Кавказского корпуса.
Штаб корпуса находился в Тифлисе, в стороне от военных стычек с горцами. Михаил Юрьевич писал: «Изъездил Линию всю вдоль, от Кизляра до Тамани...»
Перевод в Петербург, в гвардию, поэту выхлопотал Жуковский, в то время — воспитатель наследника престола.
Подводя итог затянувшейся кавказской одиссеи, Лермонтов заметил в письме к другу: «Здесь, кроме войны, службы нету»...
Мирная, наполненная литературным творчеством жизнь в столице продлилась недолго. За дуэль с сыном французского посла де Баранта, которая произошла в феврале 1840 года, Лермонтов был вторично исключен из гвардии и снова отправлен на Кавказ. Теперь — в Тенгинский пехотный полк, что было особенно унизительно для кавалериста...
Во время второй ссылки поэт принимал участие в военных действиях.
6 июля 1840 года отряд генерала Галафеева, в котором нес службу поручик Лермонтов, выступил из крепости Грозной в сторону Аргунского ущелья.
С боями прошли через несколько аулов, среди которых для полной ассоциации с современностью назовем Урус-Мартан.
Все пространство между реками Гехи и Валерик было тогда покрыто дремучим лесом, поэтому отряд, взяв направление на Ачхой, вышел на реку Валерик.
11 июля здесь разыгралось кровопролитное сражение, в котором поэт проявил себя отчаянным героем. Лермонтов был представлен к награде, которую так и не получил.
Через два дня последовал бой у Ачхой-аула, и отряд возвратился в крепость...
После кратковременного отпуска, проведенного в Пятигорске, Лермонтов опять оказывается в гуще кровопролитных стычек с горцами.
26 сентября отряд через Ханкальское ущелье выступил к реке Аргун и овладел двумя аулами. 4 октября с боем взял приступом Шали и 15 октября вернулся в Грозную.
Во время боев был ранен Дорохов, командовавший сотней казаков-охотников, — так тогда называли добровольцев. В дальнейшем сотня именовалась Лермонтовским отрядом, потому что командование принял на себя Михаил Юрьевич.
Сохранилось описание этого отряда: «Поступить в него могли люди всех племен, наций и состояния без исключения, после трудного боевого экзамена. И если он не проваливался, то ему брили голову, одевали по-черкесски, приказывали отпустить бороду...»
Все бойцы отличались презрением к смерти, в боях предпочитали холодное оружие. Они действовали как партизаны, занимаясь в основном разведкой.
Лермонтов сумел найти путь к сердцу подчиненных. Он вел сходный с ними образ жизни — спал на голой земле, ел из общего котла, отказавшись от всяких удобств и соблюдения формы.
Он был доволен своим назначением, давшим ему независимость, однако мечтал геройски отличиться и уйти в отставку.
Князь Голицын, представляя офицера к золотой сабле «За храбрость», докладывал, что трудно было бы подобрать для этой сотни более подходящего командира. Лермонтов «был всегда первым на коне и последним на отдыхе...»
20 ноября в Герзель-ауле военный министр Чернышев устроил смотр отряду Галафеева, в состав которого входила Лермонтовская сотня. Министру не понравился распущенный вид войск: отсутствие строя, единой формы, бороды, бритые головы... Он отменил дальнейшие рейды и отпустил подразделение на зимние квартиры...
Лермонтов, узнав о представлении к наградам и переводе в гвардию, 14 января 1841 отправился в Петербург с надеждой на отставку. Однако в столице поэту сообщили, что из списка награжденных он вычеркнут...
Возвращаясь на Кавказ, Лермонтов все еще надеялся храбростью заслужить желанную отставку.
В середине мая ему была выдана подорожная в Чечню, в аул Темир-Хан-Шура. Однако по пути к месту назначения поэт заехал в Пятигорск, где получил разрешение остаться на лечение...
ССОРА ПОСЛЕ ВАЛЬСА
Здесь, в Пятигорске, и состоялась 15 (27) июля 1841 года дуэль Лермонтова с Мартыновым. Многие обстоятельства этого трагического события и поныне остаются неясными.
Николай Мартынов показал на следствии: «С самого приезда своего в Пятигорск Лермонтов не пропускал ни одного случая, где бы мог он сказать мне что-нибудь неприятное. Остроты, колкости, насмешки на мой счет... На вечере в одном частном доме, за два дня до дуэли, он вывел меня из терпения, привязываясь к каждому моему слову, на каждом шагу показывая явное желание мне досадить. Я решил положить этому конец...»
То же впоследствии подтвердили следователям секунданты Глебов и Васильчиков...
Самое обстоятельное описание ссоры двух офицеров принадлежит дочери генеральши Верзилиной, в доме которой и разворачивались роковые события.
Эмилия Клингенберг (в замужестве Шан-Гирей) благосклонно относилась к ухаживаниям и Мартынова, и Лермонтова. Она вспоминала:
«13 июля собралось к нам несколько девиц и мужчин... Михаил Юрьевич дал слово не сердить меня больше, и мы, провальсировав, уселись мирно разговаривать.
К нам присоединился Пушкин (брат поэта. — В.К.), который также отличался злоязычием, и принялись они вдвоем острить свой язык наперебой...
Ничего злого особенно не говорили, но смешного много. Но вот увидели Мартынова, разговаривающего очень любезно с младшей сестрой моей Надеждой, стоя у рояля, на котором играл князь Трубецкой.
Лермонтов стал острить на его счет, называя его по-французски «горец с большим кинжалом». Мартынов носил черкеску и замечательной величины кинжал.
Надо же было так случиться, что когда Трубецкой ударил последний аккорд, слово «кинжал» раздалось по всей зале. Мартынов побледнел, закусил губы, глаза его сверкнули гневом.
Он подошел к нам и голосом весьма сдержанным сказал Лермонтову: «Сколько раз просил я вас оставить свои шуточки при дамах!» И так быстро отвернулся и пошел прочь, что не дал и опомниться Лермонтову...
Танцы продолжались, и я думала, что тем кончилась вся ссора...
Когда гости начали расходиться, Мартынов возобновил свои объяснения с Лермонтовым, при этом угрожая ему. На что получил ответ: «Вместо пустых угроз ты бы гораздо лучше сделал, если бы действовал. Ты знаешь, что я никогда не отказываюсь от дуэлей; следовательно, ты никого этим не испугаешь...»
Так они подошли к дому поэта. Мартынов попросил быть секундантом Глебова.
Назначили время и место дуэли, договорились об условиях...
Друзья поэта до последней минуты были уверены, что дуэль кончится пустыми выстрелами и что, обменявшись для соблюдения чести двумя пулями, противники подадут друг другу руки и поедут ужинать.
Поэтому не было ни врача, ни экипажа на случай рокового исхода...
Дуэль состоялась в 7 часов вечера.
Секунданты отмерили 30 шагов. Разведя противников на крайние дистанции, предложили сходиться на 10 шагов каждому по команде.
Лермонтов стоял неподвижно...
Мартынов потом рассказывал своему сыну, что его визави стоял в рейтузах и красной канаусовой рубашке, ел вишни, выплевывая косточки.
Мартынов быстрыми шагами подошел к барьеру и с близкого расстояния выстрелил. Лермонтов упал...
Пуля прошла навылет через грудь в тот момент, когда поэт поднял руку вверх и выстрелил в воздух...
СОПЕРНИКИ
Вопреки общепринятому мнению, причины произошедшего нужно искать не в гонениях Николая І на опального поэта, а в отношениях самого Лермонтова и Мартынова.
Николай Мартынов был на год младше Михаила Лермонтова. Они вместе учились в Школе юнкеров. Лермонтов бывал в доме Мартынова и, по-видимому, приударял за его сестрой — Натальей, которой даже посвятил одно из своих стихотворений...
На Кавказе Мартынов ни удалью, ни храбростью не отличился. В феврале 1841 года в чине майора он вышел в отставку и поселился в Пятигорске...
Мартынов любил обратить на себя внимание. Желая казаться лихим джигитом, брил голову, наряжался в какие-то необыкновенные черкески и бешметы, носил огромный кинжал и принимал смелые, вызывающие позы.
Временами напускал на себя «байронизм» и ходил мрачный, молчаливый, в нахлобученной шапке. На дам, приехавших на воды, отставной майор оказывал неотразимое впечатление, и этим нажил себе немало завистников и недоброжелателей...
Лермонтов с юности подметил слабости «Мартышки» — так он называл своего однокашника — и сделал его излюбленной мишенью для своих шуток и насмешек.
Особенно он старался поставить «Мартышку» в смешное положение перед дамами, к обществу которых оба были неравнодушны. Сохранилось даже несколько карикатурных рисунков, выполненных Лермонтовым. Да и о том, кто стал прототипом Грушницкого, всем было прекрасно известно...
По-видимому, дуэль стала точкой в этих неприязненных отношениях, которые длились много лет...
При захоронении Лермонтова были большие трудности. Духовенство не решалось предать его тело земле по христианскому обряду без разрешения властей — убитый на дуэли приравнивался к самоубийцам, которым отпевание не полагалось.
Вечером 17 июля при стечении всего Пятигорска состоялись похороны, однако в церковь для отпевания гроб не был допущен.
«Офицеры несли прах любимого ими товарища до могилы, а слезы множества сопровождающих выразили потерю общую, незаменимую...»
Только спустя девять месяцев по просьбе Арсеньевой, бабушки Лермонтова, гроб с телом был перевезен в Тарханы и погребен в фамильном склепе...
Один из командиров Лермонтова, Павел Граббе, узнав о гибели поэта, сказал: «Несчастная судьба у нас, русских. Только явится между нами человек с талантом — десять пошляков преследуют его до смерти...»
Военно-судное дело о дуэли закончилось тем, что Мартынов, Глебов и князь Васильчиков были признаны виновными. Всех троих приговорили к лишению чинов и прав состояния...
Однако 3 января 1842 года дело поступило к императору Николаю I. Тот распорядился: «Майора Мартынова посадить в Киевскую крепость на гауптвахту на три месяца и предать церковному покаянию. Титулярного советника князя Васильчикова и корнета Глебова простить, первого — во внимание к заслугам отца, а второго — по уважению полученной тяжелой раны...»
Судьба распорядилась так, что Мартынов проходил покаяние там, где Лермонтова крестили, — в Киево-Печерской Лавре...
После того как Мартынов выдержал военный арест, Киевская духовная консистория назначила ему 15 лет церковного покаяния.
Оставшись недоволен этим решением, Мартынов через Священный Синод подал императору прошение о смягчении приговора и «дозволении во время церковного покаяния иметь жительство там, где домашние обстоятельства потребуют».
Он писал из Киева: «Не имея средства доказать положительно, что убийство было неумышленное, я могу однако же представить некоторые обстоятельства из самого дела, сообразуясь с которыми и последовательно столь милостивое решение Вашего Величества.
По следствию оказалось, что я был вынужден стреляться вызовом моего противника, что уже на месте происшествия выжидал несколько времени его выстрела, стоя на барьере, и, наконец, что в самую минуту его смерти старался подать ему помощь, но, видя бесполезность моих усилий, простился с ним, как должно христианину.
Взяв во внимание все вышеизложенные мною обстоятельства, я всеподданнейше прошу, дабы повелено было истребовать означенное дело из Киевской Духовной консистории и рассмотреть его и сколько возможно облегчить мою участь...»
В 1843 году Синод сократил срок покаяния до пяти лет, которое Мартынов должен быть проходить у настоятеля церкви отца Панова. В месяц Мартынову полагалось отвешивать три тысячи поклонов.
Но уже через три года, 25 ноября 1846-го, Синод определил: «Освободить Мартынова как принесшего достойные плоды покаяния от дальнейшей публичной епитимьи с предоставлением собственной его совести приносить и за сим чистосердечное пред Богом раскаяние в учиненном им преступлении...»
После освобождения от эпитимии Мартынов женился на Софье Иосифовне Проскур-Шишкевич и имел от этого брака пятерых дочерей и шестерых сыновей. Недолго прожив в Киеве, семья переехала в Москву. Здесь 15 декабря 1875 года и умер Николай Мартынов. В последние годы жизни он писал воспоминания, пытаясь оправдаться...
«СМ-Украина». Виктор Киркевич, журналист. Киев