Я бегу на работу.
Мне к 9. Или к 10. Или к 11.
Я вполне успеваю. Я не опаздываю.
Но это столица.
И надо двигаться быстро.
Как эти абзацы.
Таков ритм большего города.
Надо бежать даже если успеваешь.
Надо мчаться, потому что другие мчатся.
Надо мчаться сломя голову и не думать о других.
Другие же не думают о других.
И я не думаю о других.
«Не думать о других» — вот кредо большего города.
Не думать о подростках, ровесниках, пожилых, детях.
И о беременных.
В метро все равны.
Все.
Но я равнее! — другие пыль, только я важен.
Твоя цель: пробиться к эскалатору, а после запрыгнуть в вагон.
Ты сквозь сквозняк отталкиваешь тяжелую дверь и прешь напролом к турникетам.
Позади возня.
Что там? Неважно.
У тебя дела. И твои дела важнее, чем та возня.
Твои дела важнее, чем её дела.
В белый шум твоего безразличия впивается бесконечный крик и слово «выкидыш». А ещё кто-то пытается тебя схватить за локоть, но ты умело вырываешься и ныряешь в вагон.
Ты убежал.
Ты молодец.
Но после работы та возня тебя догонит — новости пронзят тебя мечом Немезиды: та дверь с размахом влетела в беременную.
И ты такой: «это не я».
Ты такой: «это всё двери»
Ты: «это сквозняк виноват!»
Ты убедил себя и поверил себе.
Поверил только потому, что в те времена не было камер в метро, и ты не мог увидеть себя, такого любимого и важного, в роли убийцы.
Через десять-двадцать лет очередной «Я» также побежит на работу, но вместо беременной под дверью окажется твой ребенок.
Твой ребенок отлетит к стене затылком.
Твой ребенок отпечатается костной крошкой на плитке мрамора.
Всё.
Занавес.
Но...
Но! — теперь на всех станциях есть камеры.
Лицо детоубийцы пролетит по социальным сетям и его покажут в СМИ.
И ты захочешь отомстить.
Но...
Но! — отомстить ты не сможешь: его лицо — твое лицо.
В 2008 году бригады «скорой помощи» выезжали в метрополитен к пострадавшим 1568 раз.