После премьеры в театре в свой 70-ый день рождения Михаила Боярского спросили: "Не хочет ли он завести ребеночка, как мечтает об этом Дмитрий Харатьян в свои 60 лет?". Боярский весьма резко ответил, что "Это не мечты - это придурь". Далее, на почти такой же вопрос Боярский уже более "дипломатично" разъяснил, что "Возрастной родитель нужен в двух случаях: либо болен он, либо с мозгами не в порядке у его напарницы - ну, как маленький ребенок гроб потащет своего отца?"
В одной из передач он как-то поделился, что "физиологически конечно бы мог "сделать ребенка", но ему его "фамилия не позволяет - много Боярских не может быть". Размышляя на тему отцовства Боярский поделился личным: " Я вообще-то очень ответственен и не так уж мало времени проводил с близкими. Знаю примеры, когда дети замечательных артистов, в силу обстоятельств оставленные без присмотра, гибли в прямом и в переносном смысле. А у меня есть Ларка — мое второе крыло. Она отказалась от ролей в кино, посвятила себя воспитанию наших с ней детей. Но я, когда получалось, и в школу за ними ходил, и играл, и гулял. Они совсем разные. Сереже легко давалась учеба, а из Лизы, я был убежден, ни черта не получится. Двойка? Замечательно — лишь бы моя дочка была весела и здорова. Поменялось все, когда она, втайне от меня, поступила в театральный и стала учиться у Додина...".
Я очень много работал, нередко по 24 часа в сутки, потому что считал, что семья не должна нуждаться и жить в долг. Не хотел повторить судьбу родителей, которые перебивались от зарплаты до зарплаты. Меня буквально рвали на части: сольные выступления, творческие вечера, и театр, и фильмы, а еще застолья, актерские посиделки. Все куда-то зовут, что-то предлагают… И вот однажды я просто перестал соображать, что делаю. Такое случается у многих артистов. И тогда кто-то попадает под машину и лежит в гипсе, у кого-то случается несчастье в семье, у третьих — иные форс-мажорные обстоятельства. Получив «передышку», задумываешься вдруг о смысле жизни…
В 1979 году я снимался у Светланы Дружининой в «Сватовстве гусара». Ехали на площадку, и на Киевском шоссе наша машина лоб в лоб столкнулась с другой. Я спал — очнулся уже в реанимации. Перелом позвоночника, месяц лежал на доске на вытяжке. Меня тогда похоронили, сообщили в прессе, что я умер....
Вначале, как только очухался, боялся, что сорву спектакль, и все просил, чтобы меня отпустили. Прошла неделя, вторая, третья, и я понял, что и без меня земной шар будет крутиться. После продолжительного отсутствия я вернулся в театр, но в нем многое изменилось, труппа, к которой я привык, распалась. И я тоже ушел, к своей превеликой радости. Потому что не понимал, ради чего играю по 30 спектаклей в месяц. Встал дурацкий вопрос: а зачем я все это делаю? Неужели ради того, чтобы каждая собака меня знала, ради признания таланта? Нет. Тогда зачем уезжаю из семьи, живу в поездах и самолетах, снимаюсь иногда у сомнительных режиссеров? Такие мысли приходили все чаще — постепенно я замедлил бег. Но для этого потребовалось много лет. Понимаете, - завести ребенка - это крутануть жизнюгу так быстро, что месяцы покажутся минутами. Я не хочу жить минуты!