Заведующий кафедры теории музыки и композиции Казанской консерватории Александр Маклыгин рассказал лидеру «Русской инициативы» Юлии Серебрянской, хорошо ли это, когда среди классики есть попса, что из современной музыки войдёт в историю и зачем политикам ходить на концерты. Всё это – в очередном выпуске «Кофе вне политики».
— Александр Львович, я часто общаюсь с музыкантами, композиторами. Так вот у них есть своя «попса». То есть даже среди классических произведений есть те, которые чаще всего исполняются и становятся «хитами» на концертах. Такую популяризацию классики многие осуждают. А вы как к ней относитесь?
— Я с большим уважением отношусь к композиторам, которые пишут и симфонии, и песни. Дай бог, чтобы удавалось написать и хорошую песню, и хорошую симфонию.
— Ну возьмём того же Моцарта. У него есть не очень известные произведения, сложные для восприятия. Но на концертах чаще всего исполняют те, которые сто процентов понравятся публике. То, что среди классических произведений есть «хиты», — плохо?
— Очень хорошо, что вы вспомнили Моцарта. Потому что это действительно та личность, на которой можно привести кучу примеров. Мы, конечно, воспринимаем его в некоем бронзовом цвете. На самом деле, если посмотреть на его реальный портрет, не такой уж он красавец был. А вот что касается его творческого поведения, то он с удовольствием играл в вечерних венских клубах – мы бы сейчас их назвали ночными клубами — и это не считалось зазорным. Он участвовал во всевозможных баталиях. Или, скажем, для композитора его эпохи было престижно получить от бургомистра Вены заказ на написание какого-нибудь цикла танцев для городского праздника. Сейчас выпустили письма Моцарта, там чистого мата нет, но есть крепкие выражения. Получается, что, в общем-то, не такой уж он и «бронзовый». Потому он и писал музыку живую, которую слушаешь – и всё приходит в движение. Невероятно озорной, живой человек, которому были присущи многие человеческие слабости. Один из лучших танцоров Вены. Он как-то писал: «Вернулся с бала в 7 утра». А в 9 утра у него уже были ученики.
— Какие из современных композиций могут стать классикой, есть ли такие у вас на примете?
— Сейчас это трудно определить, потому что время всегда создаёт свою переакцентуацию. Ну, например, начало XX века. Мы не знали такого композитора — Клаудио Монтеверди. А он вдруг становится современнейшим музыкантом. Что уж говорить о песнях. Это более живой жанр, песни не пишутся для завтра, они пишутся для сегодня. Хотя, конечно, ряд песен, которые сейчас поют, останутся.
— То есть может такое быть, через два-три столетия респектабельная публика будет ходить в театр и слушать, например, песни Меладзе?
— Вы меня в сложное положение поставили. Многие песни советских композиторов, думаю, останутся. Но те, которые искусственно раскручивались, могут также естественно уйти в небытие. Потому что в песнях должно оставаться что-то такое, что изначально было истинным. А вы же знаете, что многие шлягеры становятся шлягерами только потому, что в них вложены серьёзные финансовые средства. Всё это наносное, искусственное, и со временем уйдёт.
— Вы сказали, что нет музыки без политики, и политики нет без музыки. Как вам кажется, какую музыку слушают современные политики?
— Мне хочется, чтобы современные политики вообще слушали музыку, ходили на концерты. Но, когда смотришь телевидение, чаще видишь их на спортивных трибунах, реже на концертах. Когда наш президент публично сыграл на рояле, меня это порадовало. Это мощный фактор внимания к музыке. Почему рассвет музыки для меня больше связан с XVIII веком? Потому что я лично видел в библиотеке Московской консерватории три тома, которые называются «Сочинения австрийских кайзеров». Императоров, другими словами. То есть они сочиняли симфонии, сонаты, сами сидели в оркестрах, в камерных ансамблях, сами играли. Естественно, это рождает моду. Екатерина Вторая – автор нескольких опер.
— Александр Львович, может быть, вы знаете, у нас в организации есть инициатива – сделать так, чтобы музыкальное образование не заканчивались третьим-пятым классом, а продолжались дальше. Это хорошо, что кто-то ходит в музыкальную школу, посещает уроки сольфеджио, но не у всех есть такая возможность. Введение обязательного музыкального образования решило бы многие вопросы. А вы как считаете?
— Вы задали фундаментальный вопрос. Это действительно вопрос государственной важности, и вопрос политический, вопрос воспитания нового поколения. Для чего существует художественная школа, музыкальная? Это воспитание нравственное, воспитание эмоционально-чувственного этикета. То есть это не обучение игре на инструментах, не знания, которые дают в школе на других предметах, а воспитание системы чувств. Я очень сожалею, что у нас музыкальная школа только до седьмого-восьмого класса, а в девятом-десятом уже, вроде как, нельзя. В общеобразовательной школе уроки музыки тоже к этому времени, насколько мне известно, прекращаются. В тот самый возраст, когда музыка становится одним из главных приоритетов подростковой молодёжи!
— В том возрасте, когда музыка начинает отвечать на вопросы, которые подросток сам себе задаёт… Я хорошо понимаю, о чём вы говорите, потому что сама закончила прикладную математику в техническом университете, и считаю, что математика приводит ум в порядок. Но более структурных людей, чем музыканты, более целеустремлённых, тех, которые видят этот мир в объёме, я не встречала. Поэтому я с вами согласна в том, что музыка может не давать особых знаний, но она прививает ощущение жизни, помогает понять, как знания применить.
— Вы правильно говорите. Я должен сказать, что вы не первый математик, который приходит к этой мысли. Был такой великий математик Колмогоров. Он сам писал: я ни за что не сяду за математическую работу, пока с полчаса не поиграю на мазурке Шопена.
Полная версия и видеозапись интервью – на нашем сайте https://myfri.org/2020/01/23/aleksandr-maklyigin-vospitanie-chuvstv-vopros-politicheskiy/