О том, что наша микробиология и эпидемиология отстают от мирового уровня – не секрет. Достаточно посмотреть как на Западе или в Китае инфицированных эвакуируют, тестируют…, в чем врачи одеты и т.п.
Одна из причин отставания – репрессии, вырубившие под корень ученых, составлявших цвет и гордость советской науки.
«Я тюрьму заслужил».
Эти слова академика Александра Александровича Баева, заявившего на склоне лет, что своей моральной позицией он «заслужил тюрьму», приведены в книге, изданной небольшим тиражом его учениками из Института молекулярной биологии[1]. Академик писал, что к такой мысли пришел еще в тюремной келье Соловецкого монастыря: «Я тюрьму заслужил, но вовсе не потому, что будто бы принадлежал к организации молодых бухаринцев[2], за что меня судила Военная коллегия Верховного суда в Лефортове в 1937 году, а за нарушение законов морали – примирение со злом».
А.А. Баев был известным биохимиком и всего несколько лет не дожил до расшифровки генома человека, замахнувшись на решение этой грандиозной задачи уже в преклонном возрасте. Он прожил девяносто лет, из которых семнадцать лет провел в ссылках, лагерях и тюрьмах: Бутырка – Владимирский централ – Соловки – Норильск. Потом трудился в маленькой лаборатории в г. Фрунзе (ныне – Бишкек), заведующим биохимической лабораторией в Сыктывкаре. Там его вновь арестовали – в феврале 1949 года. А в мае по постановлению особого совещания при МГБ СССР сослали в Красноярский край.
Освободили А.А. Баева только в сентябре 1954 года. Он вернулся в науку, начал, по сути, все сначала, но все же успел оставить в истории науки заметный след.
Историк науки, биофизик С.Э. Шноль справедливо называл XX век – веком биохимии. «Мы выяснили молекулярную природу основных физиологических процессов, узнали, из чего состоят живые существа, узнали назначение всех основных химических процессов, …узнали молекулярные механизмы наследственности и изменчивости, узнали химические основы эмоций и нервной деятельности. И это все биохимия»[3].
Узнали действительно немало. Но могли бы узнать еще больше. Если бы XX век не стал в нашей стране еще и веком «большого террора». Аресты микробиологов, биохимиков, генетиков, вирусологов, эпидемиологов шли в течение двух десятилетий (1930-1950 гг.) непрерывной чередой. Тот же С.Э. Шноль рассказал в своей книге немало трагических историй. До войны в этих областях науки в СССР трудилось немало выдающихся ученых. Благодаря им, мы занимали по ряду направлений лидирующие позиции в мире. «Благодаря» же руководству страны, сделавшему «ставку» на Т.Д. Лысенко, И.И. Презента и других беспринципных шарлатанов, мы не можем восстановить утраченные позиции до сих пор.
Были расстреляны или погибли в тюрьмах и лагерях – И.И. Агол, С.Г. Левит, Г.А. Надсон, А.А. Захаров, В.А. Барыкин, В.А. Любарский, И.Л. Кричевский, О.О. Гартох и многие другие.
О некоторых из них расскажем в следующем очерке. А сейчас – о групповом деле эпидемиологов-вредителей, с которого, собственно, и начались репрессии микробиологов и эпидемиологов. Надзорное производство по этому делу еще в начале 90-х годов мне удалось найти в архиве Военной коллегии Верховного суда РФ.
«Вредительскую организацию микробиологов и эпидемиологов» чекисты ликвидировали в 1930 году, арестовав в общей сложности 47 человек. А в следующем году несколько групп ученых и практиков репрессировали во внесудебном порядке. В процессе реабилитации их объединили в одно дело и 28 апреля 1959 года Военная коллегия отменила постановления коллегии ОГПУ от 30 мая, 5 июня и 28 декабря 1931 года, а также постановление Особого совещания от 12 октября того же года.
Кто же эти люди и за что их отправили в концлагеря и ссылки?
Аресты были произведены практически одновременно по всей стране – в Москве, Ленинграде, Одессе, Харькове, Саратове, Алма-Ате…
В течение четырех августовских дней 1930 года «взяли» ряд работников московского института инфекционных болезней имени И.И. Мечникова: директора института С.В. Коршуна, помощника заведующего эпидемиологического отдела Ф.Г. Бернгофа, заведующего сывороточно-вакционным отделом А.М. Чельного, заведующего Пастеровской станцией А.И. Саватеева и др. Арестовали также директора НИИ микробиологии и эпидемиологии при Академии наук УССР М.И. Штуцера, заместителя директора Московского химико-фармацевтического института О.А. Степпуна, профессора эпидемиологии Одесского медицинского института В.А. Башенина, профессора микробиологии МГУ В.М. Губина, профессора Ленинградского института экспериментальной медицины А.А. Владимирова, директора Саратовского микробиологического института профессора С.М. Никанорова и др.
30 мая 1931 года судебная коллегия ОГПУ приговорила этих ученых к направлению в концлагерь на сроки от 3 до 10 лет.
Так, О.Г. Биргер (автор 1-ого советского практикума по микробиологии), Д.А. Голов (директор противочумной станции в Алма-Ате, приговорен к расстрелу в 1937 году), Я.В. Левин (научный консультант ЦИ микробиологии) и др. были приговорены к 3 годам лагерей, профессора эпидемиологии из Горьковского и Алма-Атинского институтов П.Ф. Беликов и П.С. Розен – к 3 годам высылки.
Заседания коллегии ОГПУ продолжались до конца года. На одном из них, которое проходило 23 октября 1931 года, специально рассматривался вопрос о конфискации личных библиотек ученых. Таковые были обнаружены, описаны и увезены в неизвестном направлении у Ф.Г. Бернгофа, В.А. Новосельского, В.А. Кутейщикова, О.Г. Биргера, О.А. Степпуна, И.М. Клинковштейна и А.М. Чельного.
Главным организатором «вредительской организации микробиологов» был признан Степан Васильевич Коршун, известный как один из основателей двух важнейших научных центров, которые носят имя И. И. Мечникова - Харьковского бактериологического института и Московского института инфекционных болезней. Он разработал ряд методик вакцинации против кишечных инфекций, в том числе иммунизации детей против дифтерии и скарлатины.
Обвинили же С.В. Коршуна в том, что он «создал антисоветские группы в институте им. Мечникова, в Саратовском микробиологическом институте и в других институтах СССР»[4].
Скорее всего, формальным поводом для ареста профессора Коршуна послужил тот факт, что он в годы гражданской войны служил в армии А.И. Деникина консультантом по заразным болезням при Главном начальнике санчасти. Однако какие-либо конкретные доказательства вредительской деятельности Коршуна следствию собрать не удалось. Совершенно очевидно, что уголовное дело от начала и до конца было сфальсифицировано, состав преступления в действиях многочисленных его фигурантов отсутствовал, о чем много лет спустя будет отмечено в реабилитационных материалах.
В конце 1931 года С. В. Коршун покончил жизнь самоубийством в Бутырской тюрьме.
Большинству осужденных по «делу микробиологов» назначенные им наказания снизили в 1932-1933 годах и вскоре досрочно освободили. Хотя есть свидетельства того, что реально они и в 1934 году продолжали трудиться в «бактериологической шарашке». Многих же накрыла следующая репрессивная волна, оборвавшая их жизни… (Об этом – в следующих очерках).
[1]Академик Александр Александрович Баев: Очерки. Переписка. Воспоминания, М. Наука, 1997.
[2] А.А.Баев проходил по делу о «террористической организации молодых бухаринцев», возглавляемой профессором В. Н. Слепковым. Организация была придумана НКВД в ходе подготовки к судебному процессу над Н.И. Бухариным и А.И. Рыковым.
[3]Шноль С.Э. Герои, злодеи, конформисты российской науки. М. Крон-пресс, 2001, С. 748-749.
[4] Надзорное производство военной коллегии №4-н – 242/59 по делу С.В. Коршуна и др. (всего 47 чел.), с. 10-12.