Штыковая лопата вгрызалась в землю, глину и песок, как голодный хищник, она продиралась всё глубже и глубже. Моих сил уже не хватало, чтобы выбрасывать грунт подальше от ямы, поэтому я ограничивался малым радиусом. В яме было прохладно и влажно, я успел вспотеть, но раздеваться не торопился, чтобы не замёрзнуть. Брат сидел наверху и поглаживал бороду: внизу мы больше не помещались вдвоём.
- Я об эту лопату уже все руки стёр, - простонал я, сдёргивая перчатки. Руки были красные, а мозоли наливались малиновым цветом.
- Ну, ты уже давно копаешь, - пробасил сверху старший брат.
- Да сколько можно? Она уже и так глубокая, - сказал я грустным голосом. - Спусти мне лестницу, я схожу за отцом.
Брат, сидевший в позе буддистского монаха, резко встал и, шагнув на расстояние в мои три шага, взял деревянную лестницу и аккуратно поставил её на дно ямы. Я вскарабкался наверх и сказал, что скоро приду, и пошёл в обход забора за папой. Я снял пока рукавицы, чтобы кожа на руках успела подышать, и дул на ярко-розовые мозоли. Мы с братом надеялись, что работу мы закончим уже сейчас, ведь мы копали эту яму уже четыре дня. Она была не меньше двух метров в диаметре и трёх в глубину. Эта дыра в земле должна была стать выгребной ямой для нового дома. Отец решил устроить её там, где пришлось бы копать меньше всего - в канаве. И если брать глубину канавы и глубину ямы вместе, то были там целые четыре метра.
Когда я вернулся с папой, брат сидел рядом с дубом у края канавы и жевал травинку.
- До воды докопали? - спросил папа.
- Глина была, но воды нет, - сказал я.
- Надо глубже. И шире.
Брат залез на дно ямы и принялся выкидывать грунт. До водоносного слоя оставалось немного. Я бросил на кучу глины дощечку и сел, вытянув ноги. Солнце пекло в середине августа, но здесь, где канава давно заросла берёзами, бросавшими густую тень, было хорошо и совсем не жарко. Выпив из бутылки немного воды, я посмотрел через яму на дуб.
«Досталось же тебе, дубок», - подумал я.
Из ямы в то время продолжали вылетать куски глины и земли.
- А теперь будешь расти рядом с выгребной ямой, - добавил я вслух полушёпотом.
- Слушай, спустись вниз, - донеслось со дна ямы, которая при огромном росте брата не только скрывала его, но он в ней как будто терялся.
Я слез на влажный пол ямы, и брат показал мне небольшое углубление, где собиралась мутная холодная вода. Забрав лопату у брата, я несколько расширил лунку и присмотрелся: со свежих надрезов земли сочилась маленькими струйками вода. Я повернулся на брата и констатировал с улыбкой:
- Докопали!
Почти до вечера мы провозились с расширением стен ямы. В неё должны былы полностью поместиться колеса от трактора, которые служили бы каркасом ямы. Когда наконец-то всё было готово, мы вылезли и направились в дом. Там нас накормили бутербродами с домашним салом, свежими овощами, напоили горячим чаем. Нужно было дождаться остальных родственников, чтобы справиться с весом колёс, которые предстояло катить вдоль канавы до ямы.
Почти в сумерках мы поднимали на дыбы первое колесо. Огромный кусок резины со стертыми канавами протектора теперь должен был захоронен в выгребной яме. Колесо было тяжелым и неповоротливым, мы аккуратно спустили его в канаву и со стоном заталкивали на бугор за канавой, на котором была тропинка. Мы с треском продирались сквозь сплошные кусты дикой лесной вишни, которая особо толстыми ветками царапала ноги. Колесо постоянно норовило завалиться набок, нам было всё равно -в какую сторону оно бы упало. Справа - канава и кусты вишни, слева - лес и кусты вишни. Когда мы докатили колесо до ямы, нам предстояло главное - аккуратно сбросить его вниз, чтобы оно не застряло в стенках ямы.
Я спрыгнул ниже тропинки, чтобы придерживать колесо снизу, другие не давали ему укатиться с бугра. Мы начали спускать его вниз к канаве, а потом ещё ниже - к яме, и тут я почувствовал, что нога моя скользнула на глине, а рука отпустила колесо. Оно качнулось и косо полетело вниз. Как кольцо, колесо навалилось на меня сверху, и я оказался в западне - дальше яма. Я повис над центром ямы на краю колёса, которое вдруг перестало падать, а всё дело в том, что я был не единственным на кого резиновое кольцо упало сверху.
Дуб.
- Вот так, ты придерживай, а я буду бросать вокруг землю, - сказала бабушка моему брату, державшему саженец не больше палки над небольшой лункой. Я повернул голову к отцу, который кивнул мне: «Ты тоже держи». Я схватил маленькое деревце и подвесил его на руке над ямкой. Когда папа с бабушкой набросали земли в лунки, мы отступили и взяли по ведру воды, чтобы полить маленькие деревья.
- Вот как хорошо! Два брата - два дубка! Какие красивые! Будут расти теперь, как вы, - вместе, - радовалась бабушка.
Дубки посадили рядом со старым домиком недалеко друг от друга. Я любил наблюдать за своим дубом и очень радовался, когда увидел, что растёт он быстрее, чем дуб брата. Мой дубок уже достиг высоты в метр, в то время как дуб брата еле дорос до полуметра.
Строительство нового дома внесло свои корректировки в расположение моего деревца. Дуб было необходимо пересадить, ведь он мешал крупной технике проехать к месту стройки, и папа решил в моё отсутствие пересадить его за территорию - на краю канавы. Несмотря на то, что он был уже не саженцем, пересадка прошла хорошо, и дуб прижился на новом месте.
Я висел на резине и глядел на дно ямы, а дуб держал колесо с другой стороны, когда все отпустили его, не удержав. Я осторожно вылез из резинового кольца и залез на бугор. Да, мне не показалось. Колесо своим весом утащило бы меня вниз, если бы не дуб, ствол которого хоть и был не толстый, но всё-таки удержал огромную нагрузку.
Вытащить колесо было невозможно, поэтому папа сказал то, что я боялся услышать:
- Мне жаль, но дуб придётся спилить.
Ножовкой мой дубок срезали под корень, не оставив даже какого-нибудь пня, после чего колесо со звоном свалилось на дно, а мы отправились за вторым колесом. Когда мы закончили с этими колёсами и ямой, я подошёл к моему дубку, погладил его по коре и срезал несколько веток.
Я поставил эти ветки в воду в надежде, что хоть одна даст побеги. Но одна за другой они засыхали и умирали. Сам же дуб: его ствол с десятком колец, хранящими и часть моего детства, а также крупные ветки папа распилил и сжёг потом в печке.