В кафе «Сайгон» я познакомился с разными театролюбами. Толя Гуницкий свел меня с Сергеем Берзиным. Тот был человеком эмоциональным, остроумным, начитанным. Ему вдруг захотелось стать режиссером. Он носился с текстом Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Левингстон». Эту иносказательную повесть, опубликованную в «иностранке» прочитали все, и она стала, как теперь говорят, культовой в студенческой среде, вдохновляющей на хипповые дзэн-подвиги. А Сергей Берзин увидел в ней рок-оперу. Я на половину этнический прибалт. И не просто прибалт, а латгалец. По отцовской линии мои предки жили в диких лесах, у речек и озер. Были они трудолюбивы, прямодушны и наивны. Постоянные страстные кофейные монологи Сергея я принял за чистую монету. Мы встречались в Сайгоне, затем переходили из одной мороженицы в другую, выпивали сухое вино. Сергея обычно слушало несколько человек. Скоро я уехал на спортивный сбор к Черному морю. Я очень опасался конкурентов, боясь по возвращению застать Сергея с уже готовой рок-оперой. Первая половина дня уходила на тренировку, вторая проходила в поэтических грезах. В итоге я вернулся в Ленинград с почти готовым либретто. Но Берзин уже, как говорят спортсмены, перегорел, сетовал – никто, мол, его не поддерживает, ничего не получится. Осталось только передать ему отпечатанные на машинке листки, и мы тут же несостоявшуюся оперу весело отпраздновали.
Кажется, это шел уже 76-й год. Тогда же Берзин познакомил меня с Витей Резниковым. Он тоже активно занимался спортом – играл в футбол и хоккей. А еще он сочинял очень мелодичные песни, сыграл мне несколько на пианино. Я предложил ему либретто про «Чайку» и мы стали встречаться. Несколько композиций он набросал в течение недели. А тем временем Сергей Берзин от своего режиссерства отказался окончательно. И, вроде как, мои тексты оказались без дела. Но с Виктором мы созванивались. Однажды при встрече он говорит:
- Я пишу песню для Аллы Пугачевой. Хочешь слова сочинить?
Пугачева тогда была фигурой уважаемой.
- А про что надо? - спрашиваю.
- Надо про женскую тоску, - отвечает Резников.
Получалось не творчество, а комедия. Помню, бегаю по дорожке стадиона, тягаю штангу и все сочиняю, сочиняю. Руки-ноги устали, болят, сил нет. А в голове женская тоска. Какие-то слова бормочу про дождь, про картину и свечи, кто-то ушел и не пришел... Ничего и из этой затеи не получилось. Я решил, что у меня и своей тоски невпроворот, и пытаться перевоплощаться в Пугачеву отказался. Тем более, Витя на встречи в Москву с заказчицей меня не брал.
В 76-м прославленной бит-группе «Аргонавты» исполнялось десять лет. Для тех времен юбилей нешуточный. «Аргонавты» играли, в основном, западные песни, а тут, вдруг, решил разродиться рок-оперой собственного сочинения. После знаменитого «Иисуса Христа – суперзвезды» многих и у нас потянуло на фундаментальное творчество. Старый хипповый товарищ и барабанщик «Аргонавтов» Володя Калинин позвал меня в гости, а когда я приехал к нему куда-то на Гражданку, протянул страницы с машинописными поэтическими строчками.
- Посмотри, - сказал Владимир, - Может, что-то посоветуешь. Это наш новый гитарист и певец сочинил. Опера так и будет называться – «Аргонавты».
Я пробежал глазами строчки.
- И как тебе? – поинтересовался Калинин.
- Вроде, нормально. Только фамилия у автора странная – Розенбаум.
В определенном смысле, богемно-артистическая жизнь била в советском Ленинграде ключом. Но богема — это понятие условное. Что-то вроде отстойника или спецраспределителя. Из нее кто-то пробивался в официоз и начинал вращаться в иных социальных плоскостях, а кто-то просто пропадал. История искусства – это огромное кладбище нереализованных ожиданий.
Говоря о Ленинграде, я невольно сбиваюсь к событиям собственной жизни. Возможно, воспоминания тем и ценны – свидетельством современника описываемых событий и их участника.
Продолжение тут
- Предыдущая глава
- Спасибо, что дочитали до конца! Если тебе, читатель, нравится, жми палец вверх, делись с друзьями и подписывайся на мой канал!