Оказавшись по спортивным делам в городе Баку, заглянул в местный книжный магазин. Тут книги покупал прямо продавец. Пока его не было, я приобрел у местного жителя за один всего рубль шикарное издание 1928 года. В роскошной обложке, на прекрасной, пожелтевшей отчасти бумаге, с множеством гравюр. Некий американец Бен Хект «1001 день в Чикаго». Из содержания книги я узнал – Хект был дружен с Шервудом Андерсеном, а Шервуд являлся старым товарищем Эрнеста Хэмингуея, а Хэма мое поколение читало и любило.
Пока я выискивал старые книжки, страна стала впадать в книжную истерию. Началась эпопея со сдачей макулатуры в обмен на талоны. Сдал двадцать килограммов старых, допустим, газет и получил право на приобретение дефицитной книги. Такими тиражами «Королеву Марго» Дюма или «Лунный камень» Коллинза, или исторические романы Дрюона никогда и нигде на Земном шаре не издавали. Теперь эти когда-то массово вожделенные книги ничего не стоят.
Книжный бум развился стремительно. Никита Лызлов году в 73-м вытащил меня в субботу на улицу Карла Маркса. Там имелся обширный сквер и в этом сквере по правилам политэкономии капитализма трудился книжный рынок. Сюда приносили и книги для интеллектуалов и всякую «попсу». Меня зрелище этого изобилия потрясло. И главное потрясли люди – сотни людей! – они раскладывали товар на скамейках, на газонах, держали в руках. Отчаянно торговались, спорили, били по руками, уходили и возвращались.
Милицию я в сквере не видел. Места там уже не хватало и через некоторое время, рынок переехал к «трубе». «Трубы» было две. Одна окаймляла город с севера – там собирался книжно-пластиночный рынок. «Труба» была и на юге – в Дачном. По виду это были такие огромные трубы, через которые прокачивали, видимо, газ. За ними начиналась «ничья» территория. На этих свободных землях по выходным царил капитализм. Помню, мы туда отправились с тем же Колей Барановым и Сергеем Курехиным. Последний интересовался такими заумными авторами, о которых я и не слышал. Честно говоря, мне возле «труб» не понравилось – там было шумно и грязно. Ходить по книжным магазинам в центре города – это другое дело. А после стоять в «Сайгоне» и глазеть по сторонам. Собирались в “Сайгоне” и разные экономические жулики. У них действовал свой табель о рангах — от, как говорится, антикварно-иконной крутежки и переправки народного достояния за кордон до пятерочных книжных спекуляций. Одного из крутых звали Распылителем. Получил он такое прозвище за случайный, как говорили, и плевый для него проигрыш в карты пятидесяти тысяч рублей, что по ценам черного рынка равнялось, наверное, десяти-двенадцати тысячам крепких долларов середины 70-х. Я видел Распылителя несколько раз, но он не часто наведывался в “Сайгон” — лишь по особой надобности. Был он скромен телом, сероват лицом, носил бородку клинышком и не бросался в глаза. О нем говорили, будто он одним из первых прошелся по деревням и неприметно так, учтиво собрал икон в серебре и складней на целый миллион баксов.
Деловые посетители «Сайгона» носили плащи и пальто из лайковой кожи и собирались между двумя и тремя часами по полудню перед открытием букинистических, антикварных и комиссионных магазинов. В три же открывалась на Рубинштейна скупка драгоценных металлов, куда частенько несли, как лом, произведения настоящих ювелиров. Перед скупкой простодушных горожан перехватывали “лайковые плащи” и делали свои состояния, а после в “Сайгоне” играли в “шмен”, примитивную картежную игру, открыто, несмотря на социализм и госбезопасность, передавали из рук в руки тысячи. Бедная богема, кто поприличнее, отводила глаза, а потерявшие стыд старались втюхать какому-нибудь “лайковому плащу” зряшную книжицу, чтобы выпить, а вечером стоять возле кафетерия, размахивать руками, курить и философствовать.
Мама моя работала в типографии, в которой дослужилась до должности директора. Они печатали техническую литературу, но иногда маме дарили дефицитные книжки директора других типографий. Так в моих руках оказались, выпущенные тогда малым тиражом, «Голый год» Пильняка, том Булгакова, синенький томик «Библиотеки поэта» со стихами Мандельштама. Удалось мне выменять себе и настоящий дефицит – том Бориса Пастернака в той же «Библиотеке поэта». Применив все известные приемы гипноза и зубозаговаривания, я отдал за редкую и дорогую книгу красивую, но не имевшую рыночной цены книжку сказок. Позже, впав в бедность, мне пришлось Пастернака продать. За девяносто, между прочим, рублей! Это месячная зарплата сторожа.
Свел я дружбу и с хозяином конторы, куда сдавали макулатуру. Он допускал меня к газетным кучам. Я там даже рылся какое-то время, рассчитывая найти россыпи антикварных изданий. Но ничего не нашел.
Продолжение тут
- Предыдущая глава
- Спасибо, что дочитали до конца! Если тебе, читатель, нравится, жми палец вверх, делись с друзьями и подписывайся на мой канал!