В июле, наконец-то, Genesis заканчивают запись альбома «Trespass». Его релиз назначили на осень. Казалось бы, можно начинать готовиться к новому турне, но беда пришла откуда не ждали. Беда, которая поставила жизнь группы под угрозу.
Ричард Макфейл
«Альбом должен был быть выпущен осенью, ожидалось множество выступлений, в том числе во Фрайрс, однако замаячила проблема, известная только узкому кругу. У Энта развился острый страх сцены, и он долго с этим боролся. Он рассказывал, будто он перестает слушаться своего тела во время выступлений, а это совсем скверно».
Энтони Филлипс
«Всё началось во время сдачи выпускных, в марте-апреле, когда я болел железистой лихорадкой. Мне никто не говорил, что с ней надо быть осторожнее. Когда провалился первый альбом я пережил, пожалуй, пик стресса. Я пытался преодолеть себя, получая удовольствие от музыки с Майком, но каждый раз всё возвращалось.
Уже когда мы начали выступать, болезнь вернулась. Я всё делал не правильно. Я отдавал себя музыке, в то время когда нужно было хорошо высыпаться. Ричард, помогая нам, делал всё возможное, готовил еду. Денег не было. В фургоне, на котором мы разъезжали, постоянный дубак. Если сказать любому врачу о наших условиях, он мог только покачать головой со словами, что так мы только кучу проблем заработаем. Зачем себя так доводить, мы же всё-таки не ракетостроением занимаемся! Но о последствиях железистой лихорадки тогда никто не знал.
Где-то в начале 1970 года я начал ощущать боязнь сцены, причем хроническую. Помню, выступление в Уотфордском техникуме, разогревая группу Atomic Rooster, Винсента Крейна и Карла Палмера. Песня «Let Us Now Make Love», только 12-струнная гитара и голос. Так вот, помню, смотрю я на гитару и думаю: «А что дальше играть?» Ужасный момент. Я на какое-то время попал в ступор, и не мог понять, что случилось. Поздней от Дерека Джейкоби я слышал похожую историю, когда он играл роль Гамлета, а потом вдруг запнулся в ступоре: что дальше? Поначалу я закрыл глаза на тот эпизод. Но на следующем концерте это повторилось. Снова и снова. Снова и снова. И дальше - страх, что это повторится.
И сегодня я не скажу точно, смог бы я очистить совесть, если бы взялся за голову. Всё что могу сказать, мне страшно осознавать, что я не мог об этом говорить тогда… тогда, когда об этом следовало бы сказать! Я не знал, что думают другие. Может о том, что я выжил из ума? Что мне нужно справиться со всем этим и идти дальше? Я четко вынес школьные уроки: никогда не жалуйся.
Проблема ведь заключалась и в том, что бывали удачные дни, когда ничего такого не случалось! Но самые лучшие для меня концерты – это те, когда вообще всё шло не так… Знаю, это звучит ужасно. Но когда зрители рассеянны или не слушали то, что происходит на сцене – это к лучшему, значит, они не обращают внимание на тебя и на твои ошибки. Я еще мог справляться с первой частью концерта, но когда мы приближались к концу песни «Twilight Alehouse» (весьма шумная песня, которую мы играли предпоследней) и начинали финальную «The Knife», я чувствовал часы огромного облегчения! Спасение. Я прошел через это, я снова это сделал. Ощущения фантастические. Но на следующее утро всё повторялось. Вероятно, я более всех был погружен в музыку, начав играть с 11-12 лет, пытаясь походить на The Beatles, Rolling Stones, а тут ужасный шок – внезапно потерять свою мечту. И я её потерял. У меня больше никакого смысла оставаться в группе не было».
Питер Гэбриэл
«Энтони переживал настоящие кошмары. Мы знали, что он испытывает некую напряженность, что-то, что его нервировало, но не знали, в чем именно дело. Никто тогда из нас не придавал значение чувствам. Энтони был музыкантом от природы. Но его драма заключалась в том, что что-то противодействовало его естеству, удовольствию, радости нахождения на сцене».
Энтони Филлипс
«Мысленно я еще справлялся, а физически ничего не мог поделать. Вскоре я заболел бронхиальной пневмонией, что ещё хуже. Нет, она не хуже железистой лихорадки. Но однажды я проснулся с очень сильной простудой. Справился с ней быстро, но ощущения были ужасные, поскольку 3-4 недели, пока я отлеживался, другие не могли работать. Потом я выздоровел, мы уже могли записывать "Trespass". Всё записали живьем, времени покопаться, поработать с акустическими песнями не было, они так и канули в туре.
Во время записи в студии со мной всё было нормально. Но после сессий я чувствовал себя как зомби. Будто что-то умерло, а воскресить уже не получалось. Я держал это в тайне, делал ниже уровень громкости, чтобы скрыть фальшивые ноты. В конце концов, я поговорил с Майком о том, что происходит. Думаю, Питер тоже знал. Мы отыграли еще несколько концертов, после чего сказал Майку: «Не вижу больше никакого смысла». После этого он пошел и налил себе виски».
Интересно, что насколько разнится история воспоминаний о последней встрече у Майка и Ричарда.
Майк Резерфорд
«Всё случилось перед выступлением в Ричмонде, в клубе Rugby [судя по всему, подразумевается Сассекский зал в Хейвордс-Хит, где состоялось последнее выступление с Энтони 18 июля – прим.]. Ко мне вдруг подошел Ричард и спросил: «Есть минута?». Я понял, что новости будут плохими.
Мы с Ричардом и Энтони сели в фургон и отъехали на середину регбийного поля, после чего Энт сказал, что хочет уйти. Знаете чувство, когда во время взлета самолета замирает сердце? Вот оно самое. Кровь застыла.
Как-то Энт делился со мной о страхе сцены, но сам по себе он человек не слабый. Но я был так занят своими делами, что не хватало ни времени, ни сил заботиться о других. «Ладно, Энт, делай, как хочешь. Я всё понимаю». Но, честно говоря, я не понимал. На мой взгляд, боязнь сцены – это совсем не то, что мы могли себе тогда позволить. Но правда пришла позднее: однажды я вдруг понял, насколько мы отдалились в период между рождественским коттеджем и тем моментом, когда он объявил об уходе.
Энтони выглядел обеспокоенным. Сначала его свалила железистая лихорадка, потом началась боязнь сцены. Думаю, мы все в тот момент устали. Мы усердно работали, много переезжали, выступали, поэтому каждый чувствовал усталость.
После коттеджа я со своей девушкой Джози переехал в отдельную квартиру. Если бы я жил один, то больше времени уделял Энту. И я бы заметил не только этот страх, но и то, что он переживал после разрыва со своей девушкой, и его проблемы с пневмонией. Лишь только сейчас я заметил, насколько он изменился.
Ещё перед коттеджем, летом, мы катались по стране в поисках мест для репетиций. Мы много общались, Энт постоянно смеялся, бренчал на своей акустике, носил свой смешной шлем. Он всегда хотел чего-то добиться.
Но теперь же я заметил, что он похудел и пребывал в ужасном состоянии. Страх сцены оказался нечто большим, чем просто страхом. Это был ужас. Он расстроился, ему казалось, что он нас подвел, но никто на него зла не держал. Было реально видно, что он просто не мог».
Ричард Макфейл
«У Энта не было нервного срыва, однако он был к нему близок. Он сказал Питеру, что продолжать больше не может, а Питер созвал собрание группы, чтобы сообщить нам новости.
Встреча состоялась вечером после нашего выступления в Marquee (12 июля), в фургоне за клубом, где мы припарковались, чтобы загрузить инструменты. Мы отыграли сет, а когда на сцену выходила уже другая группа, Питер зловеще сказал, что нам нужно собраться в фургоне и поговорить. Тогда он объявил об уходе Энта. Конечно, я был в курсе со сложностями Энта, но «Trespass» без него не представлял из себя ничего. И вот опять – Питер, Тони, Майк и я. Знаково: Джона Мейхью с нами не было. Мы все в шоке. Что нам делать дальше? Трое предложили сдаться. Им казалось, что не смогут продолжать без Энта, но я был не согласен: «Бога ради, мы прошли такой долгий путь, вы не можете сдаваться прямо сейчас. Все слишком хорошо. Нужно продолжать».
Майк Резерфорд
«Тогда казалось, что каждый из нас незаменим. И что если кто-то уйдет, то продолжать мы не станем. И мы все так думали. Возможно, в тот день мы больше, чем когда-либо, были близки к тому, чтобы остановиться.
После нашего последнего концерта с Энтони, мы с Питером возвращались на его машине Hilman Imp в Чобхэм и постоянно общались. По пути я что-то начал пересматривать внутри себя. А когда добрались до Чобхэма, то оба поняли, что если мы захотим, то всё получится. Дело не в том, что философия «один за всех и все за одного» устарела. Однако надо было найти новую, чтобы идти дальше. Например, «давайте попробуем и посмотрим, что будет».
Тони Бэнкс
«Боязнь сцены застала врасплох. Я сам не шоумен, а интроверт. Особенно в ранние дни очень нервничал перед выходом на сцену, но никогда не испытывал такой сильной боязни, что аж играть не мог. Была уверенность в том, что я делаю, и уверенность в людях, которые со мной играют. Казалось, Энтони нравится выступать, он же слыл большим выпендрежником: носил смешные шляпы, одежду, играл на разноцветных гитарах. И тут он сообщил об уходе. Снова выпендривается? В какой-то степени я даже разозлился. Как же так, мы же уже начали чего-то добиваться, а он вот так берет и уходит? Злился, потому что думал, что, скорее всего, мы распадемся.
Почему? Когда Энт ушел, я четко понял: «Вот и всё». Я считал, что раз Энт – близкий друг Ричарда, то он тоже уйдет. Очевидно, что мы очень зависели от Ричарда. Мне казалось, что Энт был самым доминирующим человеком в группе, в некотором роде лидером. Как автор, он был впереди всех нас. Майк всегда шел за Энтом, а мы с Питером были еще менее уверены в себе. Поэтому я подумал, что такой исход вероятен. Помню беседу с Питером и Майком, когда Ричард настаивал: «Вам реально нужно продолжать». Мне казалось, что если он это говорит именно как друг Энта, то это имеет большое значение для меня. Питер и Майк… мы были не уверены, сначала мы поговорили, а потом решили: «Ладно, давайте найдем замену». Мы понимали, что это будет сложно сделать».
Питер Гэбриэл
«У Энтони, в каком-то смысле, был роскошный уход. Нужно быть скалой, твердой личностью, чтобы существовать в условиях боли, противостоять критикам, публике, обзорам, когда тебя все ненавидят и называют дерьмом. Думаю, Энтони к этому был готов. И хотя ему нравилось выступать, в какой-то момент я начал считать его слабаком. Я был зол.
Шла речь, чтобы сохранить Энтони хотя бы в качестве композитора, но он всё равно проявил решительность. Жаль, что он не согласился, поскольку был одним из самых одаренных в группе».
Ричард Макфейл
«Меня тешит мысль, что именно я уговорил их в ту ночь не сдаваться, но… на самом деле, это был Тони, его голос разума, его аргумент спас ситуацию. Последнее слово стояло за ним. И он сказал: «Все хорошо. Мы продолжим, но нужно найти нового барабанщика».
Мы все понимали, что Джон не справлялся, но только у Тони нашлась смелость заявить об этом вслух. Тони очень умен. Он был в курсе о проблемах Энта, и в каком-то смысле воспользовался его уходом, чтобы найти лучшего барабанщика. И если у нас намечалось изменение в составе, то отчего бы не сделать еще одно. Тони был прав. Решение приняли. Мы вышли из фургона и вернулись в клуб. Я отправился за инструментами, чтобы их загрузить обратно. А Питер, Тони и Майк – чтобы сообщить новости Джону».
Тони Бэнкс
«Не могу сказать, что сильно разбираюсь в ритме, но я вижу, когда что-то реально не так. Джон – нормальный, крепкий барабанщик, но без искры и вдохновения, чего нам не доставало. Большинство его партий обычно сочинял Энтони, у которого с ритмическим чутьем всё в порядке. Думаю, сам Джон новостью был разочарован».
Майк Резерфорд
«Дело не в технике Джона, а в его понимании музыки. Ему спокойно удавалось играть то, чего мы хотели, но очень часто только после того, когда Энтони или Питер сами всё покажут. Мы для него были лишь веселой компанией из четырех школьников, а он для нас был плотником. Такой странный у нас был брак».
Питер Гэбриэл
«Сомнений нет: Джон приподнял нашу музыку, но ему нужно было перейти на новый уровень. Каждый из нас верил, что группа хороша только тогда, когда у неё хороший барабанщик. Нельзя переступить через музыкальный хребет, поддерживающий структуру, форму. И это ритм.
Я чувствовал себя ужасно: после свадьбы Джон переживал не самые лучшие времена, но я всегда старался в таких вещах быть простым, но, когда неприятное дело было сделано, почувствовал сильное облегчение».
Джон Мейхью
«В тот день со свойственным заиканием Питер произнес: "Джон, пришло твое время покинуть группу". Мол, ему жаль, но они ищут нового барабанщика и новую жизнь. Конечно, мне было больно. До слез. Больно, что ты выкладываешься во все это целый год. Я тогда боролся и с тревогами, и с депрессией в течение многих лет, так недалеко и до психологического надлома... Но всё же воспитание дало о себе знать».
Всё следующее десятилетие Джон продолжал играть в разных группах, даже когда в 1977 году переехал в Новую Зеландию, а потом и в Австралию. Днем он работал плотником, а вечером садился за барабаны. Но в 1982 году он куда подальше задвинул барабанную установку и начал развивать другие интересы.
Джон Мейхью
«Это случилось в пригороде Сиднея. По пути на очередной концерт я сказал себе: "Если всё будет по-старому, то я уйду". Шел ливень, я весь взмок, замерз, а в карманах всего лишь полсотни долларов. Картина маслом... Я знал, что это последний концерт. Но мне хотелось чего-то нового в жизни. В результате я поступил в колледж и через 3 года получил диплом. Моя жизнь изменилась.
Ходил ли я на концерты группы в дальнейшем? Нет. В 1984-85 годах я пошел на концерт Фила Коллинза в городе Перт, в Западной Австралии. Но только один раз.
Жалею ли сейчас об уходе из Genesis? Нет. В техническом плане, Фил Коллинз гораздо лучше. Им требовалась инъекция энергии на той стадии. Конечно, может, и жизнь сложилась бы по-другому, и денег зарабатывал бы больше, но... я ни о чем не жалею".
Спустя 36 лет руководство Genesis выплатило ему все гонорары за альбом «Trespass», он планировал вернуться в Австралию и по-настоящему насладиться выходом на пенсию. Однако 26 марта 2009 года Джон Мейхью умер от сердечного приступа.
Ричард Макфейл
«Через 2 дня мы рассказали представителям Charisma, что Энт покидает группу, но вместе с этим собираемся найти и нового барабанщика. Они волновались, но, поняв, что мы не собираемся распадаться, выразили вздох облегчения. «Trespass» был записан и готов к выходу, и они не хотели выпускать альбом несуществующей группы. Не знаю, сколько мы к тому времени были должны им – возможно, несколько тысяч фунтов, поскольку все наши зарплаты мы вложили в студийное время».
Тони Бэнкс
«Не думаю, что Charisma воспринимали всерьез «творческое волшебство четверых», только мы понимали, что именно это нас связывает. Но менеджеры в отличие от нас пребывали на твердой земле»
Питер Гэбриэл
«В Melody Maker мы разместили объявление, что ищем нового барабанщика. Было много телефонных звонков. И однажды мне позвонил Фил Коллинз и сказал, что играл на перкуссии с Джорджем Харрисоном. У меня челюсть отвисла… Думаю, Фил у него играл роль «второго тамбурина» или около того. О его бывшей группе Flaming Youth почти ничего не слышали. Обычный поп-коллектив, мальчишеская группа, стремящаяся писать альбомы и песни о звёздах».
To be continued...