Как-то довелось нам прочитать еще в 90-е годы, что английские ученые (сейчас это уже нарицательное выражение) вдруг обнаружили, что в русском языке весьма не хватает слов, относящихся к интимной сфере человеческой жизни: очень в нем мало синонимов, обозначающих либо половые органы человека, либо сам процесс физической близости между мужчиной и женщиной. Вообще сама эта «скромность» определений так смутила этих «исследователей», что их вывод был весьма однозначен: в сравнении с западноевропейскими народами, у которых эта лексика чрезвычайно развита и отличается большим разнообразием, русские, уж конечно, есть варвары. Однако, с нашей точки зрения, здесь напрашивается совсем другой вывод: русские – глубоко целомудренный народ, и он к этой стороне человеческой жизни относится с особым, деликатным чувством стыдливости, и именно поэтому-то в русском языке и не получила впечатляющего развития соответствующая лексика. В этой связи уместно также вспомнить великого нашего ученого-гуманитария Михаила Михайловича Бахтина, автора знаменитой книги «Франсуа Рабле и карнавальная культура Средних веков и эпохи Возрождения», в которой он весьма сочувственно отнесся к русским переводчикам романа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюель», с большим трудом подобравшим в русском лексиконе синонимы, обозначающие отходы человеческой жизнедеятельности, которых великий французский писатель привел аж в количестве 33 обозначений. Действительно, русский язык в отношении телесного низа выглядит значительно беднее европейских, но делать вывод из этого факта о варварстве и невежестве нашего народа логически небезупречно и, быть может, в плане сугубо культурологическом вообще крайне невежественно. Более того, можно с большой достоверностью утверждать, что именно эта особенность парадоксальным образом свидетельствует ни много, ни мало… о сохранении у значительной его части природной стыдливости и целомудрия, и в том, что, эти черты нашего народа в основном сохранились вопреки всем развращающим веяниям времени, мы убедились в одном посте, прочитанном в Интернете. Представляем его целиком вашему вниманию.
«Автобус битком, всю дорогу карапуз лет 3-4 задает вопросы, а отец отвечает типа: «это трактор, он траву косит; это заправка, тут би-би бензин наливают; и т. п.
На вопрос «скоро ли приедем в Киров? » делает вид, что смотрит вперед, и говорит: «Да уже близко».
В общем, такой примерно диалог.
И вот, подъезжает автобус к ж/д переезду и останавливается минут так на 30. А рядом с автобусом гуляют и щиплют придорожную траву две коровы, молодой рыжий бычок и штук пять овец.
Ребенка этот зоопарк естественно заинтересовал и он начал очередные расспросы — кто это? да что они делают здесь? Папа отвечает, типа: это коровки, а это овечки, травку едят, гуляют.
А в автобусе тишина (водила движок заглушил), и все пассажиры невольно слушают.
И тут бычок за окном начинает пристраиваться к одной из коров, закидывает передние ноги к ней на спину и пытается совокупиться.
Пассажиры, застыли в ожидании, долго ждать не пришлось, звонкий детский голосок изрек: «Папа, а что они делают?»
Повисла гнетущая тишина, даже мухи перестали жужжать, и только через несколько секунд покрасневший от всеобщего внимания папаша смог выдавить:
— Смотрят, далеко ли до Кирова.
Взрыв смеха, наверное, было слышно и в самом Кирове!»
Этот незамысловатый сюжет дает основания для некоторых предположений и обобщений, касающихся некогда деликатной темы, а ныне ставшей чуть ли не мейнстримом современного искусства, а также многих публикаций в СМИ, Интернете и социальных сетях, пытающихся превратить ее, с одной стороны, в чуть ли не заурядную, а, с другой, — в своего рода гедонистический Олимп, вокруг которого и должна «круговертиться» вся жизнь человека.
Уверен, что случись эта ситуация где-нибудь в современной Германии или Швеции, большинство тамошних папаш, любящих своих детей, объяснили бы своим чадам происходящее с «научной» точки зрения и не прибегали бы ни к какой мифологии или обозначенным выше ухищрениям российского родителя. Зададимся, однако, вопросом: что лучше – говорить детям всю «правду» или же «обманывать» их таким образом?
Мы склоняемся к тому, что отец из Кирова абсолютно правильно поступил, объяснив эту деликатную сцену, столь странным, откровенно «ложным» способом.
Во-первых, сфера пола и половых отношений действительно является особой, интимно-глубокой и таинственной, поскольку связана с рождением новой жизни и тем самым служит недвусмысленным намеком о конечности любого существования. Рождение и смерть тесно переплетены друг с другом, преисполнены глубокой метафизики, а, следовательно, они придают человеческой жизни особый смысл и значение и одновременно угрожают отнять их, ибо именно они мыслятся в основных категориях счастья и несчастья. В русской культуре и народном сознании эта сложная взаимосвязь пола, любви, жизни, смерти и бессмертия прекрасно чувствовалась и осознавалась. Следовательно, если объяснять ребенку всё, «как есть на самом деле», по «науке», то есть, по сути дела, имея в виду лишь физиологическую сторону вопроса, то мы тем самым, по-видимому, перекрываем ему доступ в метафизическую глубину проблемы, что не может не нанести огромный урон его внутреннему духовному миру и неизбежно девальвирует его формирующиеся нравственные ценности. Иначе говоря, превращать «это самое» в нечто заурядное – путь ложный, культурологически вульгарный и педагогически деструктивный.
Во-вторых, нужно хорошо понимать, что большинство малолетних детей, обладающих повышенной чуткостью и проницательностью, едва ли столь доверчивы к объяснениям родителей, как те в своей наивности предполагают. Однако, именно в силу этой особой чуткости они как раз и постигают своеобразность обозначенной нами тематики. Есть все основания полагать, что у них со временем спонтанно сформируется убеждение, что не обо всем можно говорить откровенно, прямо и буквально, что есть запретные темы, касаться которых стыдно, ибо это сфера интимной жизни, на которую имеет право каждый человек, и уж тем более призван защищать ее от чужого, грубого и поверхностного вмешательства. Кировский малыш, услышавший хохот в автобусе из-за «смешного» ответа его папы на свой детский вопрос, надолго запомнит эту ситуацию, и в его юном сознании все сложится именно так, как нужно: он не запомнит, что в этом случае отвечал папа, но запомнит, что есть вопросы, которые не всегда удобно ставить публично и уж тем более добиваться ответа на них.
В-третьих, именно по причине тонкости и глубины переживаемой рефлексии, наверное, не следует к этой своеобразной теме подходить, с одной стороны, уж чересчур серьезно, уделяя ей педалированное внимание, думать только «об этом» и уж тем более – делать из этого культ, которым буквально пронизана вся современная медиасфера. Вообще же, чем больше сейчас в западной культуре, да и у нас, в России, обращают внимание общества исключительно на «это», тем, как правило, больше в нем проблем как раз в этой специфической сфере, а, следовательно, все больше и больше работы добавляется сексологам и прочим специалистам; и уж вполне закономерно, что в социуме возникает все больше девиаций и преступлений половой направленности. В восточных же странах, где эта тема фактически табуирована, проблем и девиаций в сексуальной сфере на удивление мало. Мужчины и женщины там гораздо здоровее и жизнеспособнее, равно как и все их многочисленное потомство, о чем никак нельзя утверждать применительно к европейским народам да и к нам, русским, к сожалению, сейчас тоже. С другой стороны, недопустимо, разумеется, проявление легкомысленности или невежества к этой стороне человеческой жизни, ибо равнодушное безразличие слишком часто у нас здесь встречающееся также способно разрушить личность изнутри, да еще и породить у нее особого рода болезни и аномалии духовного и физического становления, которые чрезвычайно сложно потом поддаются лечению и, быть может, во многих случаях, остаются с человеком на всю жизнь.
В-четвертых, касаясь собственно морального аспекта этой темы, скажем также, что здесь в равной мере нежелательны, с одной стороны, нравственная распущенность, ведущая к личностной деградации людей, плененных своими низменными инстинктами; а, с другой стороны – торжествующий морализм и ханжество, либо убивающие в человеке здоровую чувственность, либо, напротив, болезненно ее распаляющие.
Надо сказать, что в русской культуре и народном сознании прекрасно осознавалась духовная и нравственная амбивалентность темы пола, благодаря чему и были выработаны определенные, весьма утонченные и крайне оригинальные приемы отношения к ней.
Так, в истории русской культуры заметное место занимают труды А.Н. Афанасьева, фольклориста и собирателя русских сказок, не оставивших вне внимания эту весьма деликатную тему. В своих «Заветных сказках», собранных в разных областях дореволюционной России, он, по сути дела, представил нам некий отечественный вариант русского народного «Декамерона». Приведем одну из «Заветных сказок» А.Н. Афанасьева, созвучной по духу и стилю знаменитому произведению Джованни Бокаччо, которая красноречиво показывает, насколько наш народ был остроумен, тонок, лишен ханжества и грубой похотливости, свойственной скорее высшим слоям тогдашнего общества, нежели простому, но мудрому и почти гениально утонченному русскому мужику, наделенному даром иронии и благородной стыдливости. Судите об этом сами.
Стыдливая барыня
Жила-жила молодая барыня, много перебывало у нее лакеев, и все казались ей похабными, и она прогоняла их от себя. Вот один молодец и сказал: «Дай-ка я пойду к ней наймусь!» Пришел наниматься.
— Смотри, голубчик! — говорит барыня, — я не пожалею денег, только с тем условием, чтобы ты не говорил ничего похабного!
— Как можно говорить похабное!
В одно время поехала барыня в свою вотчину, стала подъезжать к деревне, смотрит: ходит стадо свиней, и один боров взлез на свинью, и так его с той работы припирало, что изо рта пена клубом валит.
Барыня и спрашивает лакея:
— Послушай!
— Чего изволите, сударыня?
— Что это такое?
Лакей был не промах.
— А это, — говорит, — вот что: под низом, должно быть, какая-нибудь родня — сестра или тетка, а наверху-то брат или племянник; он крепко нездоров, вот она и тащит его домой на себе.
— Да-да, это точно так! — сказала барыня и засмеялась.
Ехали-ехали, ходит другое стадо, и один бык взлез на корову.
— Ну, а это что такое? — спросила барыня.
— А это вот что: у коровы-то сила плохая и прокормиться не сможет, кругом себя корм объела и траву общипала, вот бык попихивает ее на свежую травку.
Барыня опять засмеялась:
— Это точно так!
Ехали-ехали, ходит табун лошадей, и один жеребец взлез на кобылу.
— А это что такое?
— А вон, сударыня, изволите видеть, вон за лесом-то дым, должно быть, горит что-нибудь, так жеребец и взлез на кобылу пожар поглядеть.
— Да-да, это правда! — сказала барыня, а сама-то смеется, так и заливается.