Чух-чух, чух-чух. Кто-то скажет "локомотив", но мы называем это просто "чух-чух". Одуряюще, до головной боли пахнет коричными палочками, зажженными каким-то очередным любителем восточной культуры.
А у нас в корзинке стайка рыжих котят. Они все непременно зевают, и щурятся на солнце, и разевают рот так, что проглатывают всех до одного солнечных зайчиков.Мы же звеним наперегонки ложечками в стаканах с чаем. Чай самый простецкий, без сахара даже, зато в старинном подстаканнике.
И мы едем, и дома едут, и крыши у них едут, и у людей крыши едут. Нам уже понятно: мы не нужны этому миру с его четким графиком работы и перерывами на обед. Те, кто еще когда-то с нами загадывал быть бумажными корабликами в луже или маленькими радугами в мыльных пузырях по весне - даже те придумали себе какую-то очередную невероятную влюбленность и вот уже только цепочка следов на подтаявшем старом снегу.
А в забвение принято уходить по-английски. Лучше даже ехать на локомотиве - так оно быстрее и без сожалений. Чух-чух, чух-чух. Это наш рейс. Паровозик едет в забвение.