Морис скучал, получив деньги от своего офицера, и рассматривал монеты в ладони, подумывая, на что их потратить. Планов было много, но денег явно недостаточно для реализации.
-Морис, получи свою долю. Не спрашивай, за что и кто дал. Это твое.
Двадцать дукатов с профилем короля Фернандо Второго Арагонского легли на ладонь слуги. Тот изумился.
-Вот это да! Немало! Не зря мы тут оказались, дон!
-Это еще что. Послужи еще тут со мной - озолотишься. Обещаю. Еще устанешь золотые сундуки таскать.
-Ваши слова да Богу в уши, дон!
-Топай давай.
Кастельон подумал, куда девать кошель. Хранить в казарме? Украдут. Там негде спрятать деньги. Попросить Пинсона подержать? Не хочется. Надо поменьше общаться с «заговорщиками».
Он пошел в банк.
Еврейский квартал всю осаду пережил ни шатко ни валко. Тоже голодал, страдал, мучился, как и все гранадцы. Перед подступом войск значительная часть евреев ушла подальше, опасаясь войны. Накопления и значительную часть вещей они вывезли своими тайными тропами. После взятия города в кольцо незначительная часть евреев сумела выдержать тяготы, и теперь снова открыли филиал банка, мастерские, и даже свою крохотную школу.
Поднимаясь по улице, Кастельон осматривался по сторонам. Тихая улица с высокими заборами, за которыми росла зелень. Дети, бросив игру, смотрели на кастильского офицера. Одеты они были получше, чем большая часть детишек города. Все местные были обуты в башмаки.
Тут не было крикливых зазывал, торговцев, наглых менял. Самая тихая улица в Гранаде.На улице стояли конторки и маленькие столы, за которыми грамотеи за пару мелких монет писали неграмотных солдатам и младшим офицерам письма, которые те отправляли домой. Другие военнослужащие, получившие письма из дома, но не умеющие читать, приходили сюда, чтобы им их прочли вслух за монетку. Офицеры обычно не занимались такой ерундой и редко помогали подчиненным в грамоте, а штабисты были заняты своей писаниной по горло, поэтому в еврейский квартал ходили постоянно.
Дон задержался посмотреть.
Очередь солдат терпеливо дожидалась, когда закончится написание одного письма, и подсаживались диктовать свое послание. Молодой парнишка в шапочке старательно выводил буквы на бумаге. Его руки, испачканные чернилами, подсыпали мелкий песок на бумагу, заворачивали послание в рулончик и вручали солдату.
-Следующий!
-Мама Франсиска. Твой сын пишет тебе из святого города Гранада…
-Помните, что за каждый лист отдельная плата.
-Да-да, помню. Я покороче.
Солдат чуть подумал.
-Я жив и здоров. Как ты сама? Как мой благословенный отец, идальго де Сеньон? Справляюсь о его здоровье, ибо помню, что слег он по болезни. Я вспоминаю об отчем доме каждый день и надеюсь вернуться до осени, когда совсем разобьем мавров. Высылаю денег со своего жалованья. Тебе передадут в банке 16 золотых по расписке.
Подписью оной скрепляю я, сын твой любящий, Армандо Рамирес.
-Теперь сюда. Пройдите и отправляйте деньги там. Расписку вам дадут на руки.
Солдат получил письмо, и зашел в банк. Через открытую дверь было хорошо видно, как пара банкиров ловко пересчитали монеты, сложили их в стопку, и выдали на руки солдату расписки.
Солдат оплатил комиссионные.
-Тут без обману?
Спросил Кастельон у ожидающего в тенёчке солдата, кивнув на банк.
-Обману нет. Два раза отправлял домой дукаты – всё доходило. А почту заберет завтра вестовая служба и отвезет отсюда. Получат мои родные денежки и письмецо.