Тата опаздывала на занятия в литературную мастерскую. Мэтр сегодня был лаконичен и сух. Он объявлял результаты контрольных работ, потом взглянул на часы и встал, - так ничего и не сказав про ее эссе.
—Не стоит разглядывать мой нос, Наталья, - вдруг обратился он к ней, - Вы тратитесь на вредные пустяки, в то время, как обязаны сокращать ненужные эмоции!
Тата вздрогнула. Что-то поколебалось в воздухе, словно из угла с широко распахнутым окном институтской аудитории проступили очертания ее старенького коридора в ташкентской коммуналке.
Парты мелко задрожали, люстра забилась, затанцевали под потолком мелкие пластмассовые висюльки. Глобус вприпрыжку приблизился к краю книжного шкафа.
—Дети, все бегом к выходу! Землетрясение!!
Скомандовал Пётр Семёнович, школьный учитель географии.
Тата выбежала в птичий гвалт, слишком шумный даже для мая месяца: в полном безветрии над ней поднимались в воздух чёрные стаи птиц и мерно раскачивались кроны тополей и платанов.
«А теперь куда?» - остановившись, подумала Наталья. Она вдруг увидела себя со стороны, - полноватую женщину с сильной проседью в волосах.
Землетрясение уже стихло, люди осторожно расходились. Направо, вдоль четырёхэтажек, спускалась к дороге залитая зелёным светом широкая лестница. Вверх по улице, обрамлённой цветущими вишнями, убегал знакомый трамвай.
—Это в детство, -подумала Тата, - я там застряну, а нужно спешить... Наверное, стоит посмотреть по навигатору?
Женщина повернулась спиной к солнечной улице и уже собралась вытащить из кармана смартфон, но ее внимание привлёкло армянское застолье. Посреди уютного дворика стояли несколько сверкающих хромом автомобилей, стол, уставленный бутылками с вином и закусками. Вокруг стояли и сидели с десяток представительного вида мужчин.
Наташе захотелось пройти хотя бы мимо этого изобилия, и она несмело зашагала по дорожке, вдоль которой пышно цвела сирень - к тенистому и прохладному парку в конце дворика. Мужчины проводили ее молчаливыми взглядами, а один из них - самый высокий и респектабельный вышел из длинного чёрного автомобиля и, не спеша, широко и свободно шагая, за пару секунд, догнал.
Сначала они шли молча, парк темнел. Припорошенные прошлогодней листвой, появились грязно-белые бугры талого снега и льда.
—Куда вы идёте? - участливо спросил мужчина.
Тате было приятно и беззаботно шагать в этой пробуждающейся весне, в сопровождении большого и сильного человека. Она заулыбалась, пожала плечами, кокетливо поправила волосы.
—Вас что то беспокоит? - услышала она невероятно мягко и тепло произнесённый вопрос.
Дорога постепенно расширялась, становилась все более неприбранной, по ее обочинам возникли добротные дома частного сектора. Мужчина осторожно взял Тату под локоть и уверенно повёл вперёд.
—Вы одиноки?
Это был флирт, мужчина вел себя как ухажёр, и женщину охватила юношеская эйфория. Она встряхнула кудрями, тихо рассмеялась.
— Я здесь одна, это правильно, и есть люди, которые очень обижают.
Наташа попыталась взглянуть в лицо собеседнику, но оно оказалось значительно выше ее глаз, а задирать голову не хотелось. Она испытала смутное беспокойство.
—У меня есть муж, — вдруг спохватилась она, - он добрый и любит меня.
—Тогда где папа? - услышала Тата странный вопрос. - Вам нужен папа.
В этот момент Наталья поняла, что незнакомец быстрым шагом движется вместе с ней в сторону поворота к совсем уж покосившимся и страшным в своей черноте постройкам. Окружающая действительность более всего напоминала заброшенные цыганские кварталы хмурой и мрачной осенней порой, с истрепавшейся жухлой листовой и жидкой грязью вместо дороги, над которой стелился вонючкой дымок.
Тата остановилась. Мужчина тоже. Она ещё раз оглядела этот страшный квартал и внезапно поняла, что она не может просто так отсюда выйти. Что нужно вытащить телефон из кармана и позвонить...
Мужчина расстаял в сумерках. А Таточка плакала и все звонила, звонила папе, который давно уже умер, так не сказав ей, как он ее любит и как ждёт ее звонка.
Проснулась Наталья Дмитриевна в своей паллиативной палате. В голове остался единственный образ - зелёный свет, розовый вишневый ветер, мерный стук трамвайных колёс - и ее строгий отец, который на сей раз счастливо улыбался, стоя у широкого окна трамвая и махал ей, пока цветущая даль не поглотила его.