Как и следовало ожидать, Светка свалилась с простудой. То ли продуло в сквере, то ли схватила вирус, но наутро она была, как говориться "ни петь, ни рисовать". Пришлось звонить начальнице, выпрашивать денек, чтобы отлежаться.
-Савельева, - в голосе начальницы слышались угрожающие нотки - ты не геройствуй, лечись по всем правилам, но помни, - тут она помолчала, но Светка, сопя в трубку, знала, чем закончится фраза - отчет на твоей совести.
-Я помню, - прохрипела в ответ Светка.
И решила пока про отчет забыть, выкинуть из своей больной головы. Она не скрывала от самой себя, что чрезвычайно рада этой непредвиденной передышке. И, хотя все косточки ныли, тело было вялым, горло горело, а голова гудела, она чувствовала почти блаженство. От того, что можно не торопясь, не снимая на ходу пижаму, пройти на кухню, вскипятить молока и сделать себе большущую кружку какао, с которой потом уютно устроиться в кровати, взять журнал, и, наслаждаясь, лечить себя ничегонеделанием.
Вообще-то Светка болела редко. Возможно, неизвестные ей родители наделили ее здоровыми генами, или детдомовская жизнь закалила, но хворь к Светке, если и прилипала, то на день-два, и проходила без последствий. Да и в эти день-два Светка не любила нежиться - или крутилась по дому, находя себе работу, или уж отсыпалась.
Сейчас же она вдруг почувствовала желание баловать себя и наслаждаться болезнью. Наверняка это отчет довел ее до такого почти греховного состояния. Но Светка нисколько этим не смущалась, дивясь самой себе.
Выпив какао и просмотрев новинки моды в журнале, прополоскала горло какой-то коричневой микстурой, достала из шкафа корзинку со спицами и мотками пряжи, решив, что пора связать шарф - длинный, разноцветный и уютный. Светка снова устроилась в кровати, включила телевизор, и процесс пошел. Вязание и фильм, который Светка видела не раз, и который просто создавал фон, не мешали неторопливо проплывающим в сознании мыслям. Это были и обрывки воспоминаний, и смутных снов, но чаще неясных мечтаний. Виделись разные страны, куда Светка непременно съездит, море с бесконечными песчаными пляжами, белыми парусами у самого горизонта, снующими над водой чайками.
А затем, Светка сама не поняла как, следом за мечтами о лете, внутренним взором она ясно увидела пески пустыни, жаркое, ослепительное солнце, черного жука скарабея, пересекшего путь каравану верблюдов с поклажей... Были еще какие-то низкие постройки из белого камня, составляющие улицы города, где росли пальмы, а во внутренних дворах домов цвели затейливые сады, в них кричали на разные голоса птицы с ярким оперением... Светка смотрела завороженно на открывающиеся картины. А затем вдруг увидела необыкновенно синие глаза. Это были мужские глаза. И взгляд был живой, вопрошающий, смотрящий Светке прямо в душу.
У нее ах сбилось на миг дыхание, но она неотрывно смотрела, что будет дальше. Глаза пропали, но появилась комната во дворце, девочка, в которой Светка "узнала" себя, и рядом с ней высокий худощавый человек с благородным лицом, которое светилось отцовской любовью. Он говорил, обращаясь к дочери, и Светка понимала его речь:
-Сегодня особенный день, Э-бер, твое совершеннолетие. Фараон желает видеть тебя, узнать о твоих планах на будущее. Не смущайся, расскажи ему о своих предпочтениях без утайки, то, что влечет тебя в жизни.
И не Э-бер, а Светка ощутила, как волной прокатились острые, волнующие чувства: осознание своей взрослости, окрыленность отрывающимися возможностями и непонятное для Светки смутное чувство то ли счастья, то ли горечи, о которое споткнулась вся эта волна.
Э-бер сначала потупилась, затем подняла голову, взглянула на отца, светло улыбнулась ему и тряхнула головой в знак согласия.
Светке вдруг стало так тепло на сердце от присутствия рядом с ней, девочкой, этого человека, который был для Э-бер, а, значит, и самой Светки, отцом. Ей, выросшей в детдоме никогда не доводилось раньше переживать такого. Она тосковала о несуществующей в реальности маме, заливая слезами подушку по ночам, а об отце, если и думала, то очень неопределенно, как о приятном дополнении к мечтам о счастливой семье. И тут, в каком-то измененном состоянии сознания, она почувствовала живую, теплую любовь отца к дочери. Она ощущала ее почти осязаемо, как некие упругие струи, которые ласковой лентой обвивают ее душу, наполняя уверенностью и ответной лаской сердца.
Они - Светка, Э-бер и отец, шли широким коридором, по сторонам которого были установлены круглые массивные колонны, ярко расписанные красочными изображениями. Коридор заканчивался входом в широкий зал, полный солнечного света. Здесь отец приостановился и, слегка наклонившись к Э-бер, тихо сказал: "Подойди к фараону сама, я подожду тебя здесь".
Э-бер двинулась к человеку, который стоял возле широкого оконного проема и глядел на раскинувшийся внизу сад. Затем он повернулся лицом к подошедшей, и Светка обомлела - прямо на нее глядели все те же, необыкновенной красоты синие, проникновенные глаза.
Автор: Е.Ануфриева (продолжение следует https://zen.yandex.ru/media/id/5ccdd765583aa800af539a48/takogo-ne-byvaet-glava-4-5e31309b976be707bbd9b073 )