В самом начале осени 1847 года, кода сентябрьские жаркие дни на Херсонщине не сменились еще холодами, еврейские семьи, под присмотром старосты и его помощников, распределили по дворам.
Ждали их казенные дома, построенные по одному образцу и, соответственно из одного и того же материала (сырца), то есть земляных плиток, перемешанных рубленой соломой, высушенной на солнце, этот нехитрый строительный материал похож был на малороссийский кизяк. Полы, естественно, были земляные.
Эти сооруженные на скорую руку, но заметим, по отчетности за немалые деньги, более похожие на землянки с позволения сказать дома, предстояло теперь обживать.
Начинали с топчанов, люлек для малых детей и обустройства во дворах мест, где можно было бы готовить пищу, которые в последствии превращались в летние кухни.
Котлы для приготовления пищи, привезенные с собою, устанавливались в первую очередь и сразу шли в дело; печники и кузнецы из этой же партии переселенцев не успевали выполнять заказы колонистов, трудились от зари до темна.
Все нужно было делать без промедления: обустраивать быт и добывать корма для измученных долгой дорогой лошадей, возводить какие – никакие конюшни из того же кизяка, закупать продукты, заготавливать на зиму топливо – тот же кизяк, но замешанный на навозе.
Многим семьям срочно пришлось сообща углублять колодец, заново обшивать его небрежно обустроенные боковины и наземную часть сруба, экономно расходуя ранее пущенную на те же цели весьма некачественную древесину, которую в этих краях непросто было заменить новой.
Лишь некоторым колонистам здесь повезло, в других местах вырытые наспех колодцы заполнены были водой соленой, никак не пригодной к употреблению даже для скота.
Известно, что прежние жители небольших поселений, куда теперь заселялись колонисты, в ту пору принудительно переселены были на другие казенные земли «в более крупные деревни и села».
Этому был ряд причин, в том числе удобство при сборе податей и положение об обособленности существования еврейских колоний.
Со временем, повседневные заботы колонистов не иссякали, но как это и бывает, становились на новом месте привычными, хотя требовали иных навыков; больше затрачивалось физических сил, так как изменился сам характер труда, в первую очередь у мужчин.
В поселении обычно насчитывалось около пятидесяти домов, в которых разместили прибывшие в сентябре семьи, причем у старосты (шульца) не было возражений, когда некоторые из семей просили разместить их обязательно по соседству.
Это легко было сделать, так как часть домов пока оставалась свободными, а соседями становились те семьи, которые хорошо знакомы были между собой задолго до переселения или сблизились во время нелегкого пути, помогая друг другу всем, чем было можно.
Так что мир и согласие между соседями вполне могло воцариться надолго, что является немаловажным обстоятельством для колонии, как фактически сельской общины.
Итак, колония начала жить заботами подготовки к зиме и, загодя, к весенним полевым работам, не имея пока официально утвержденного названия. Пора было прекращать охи и вздохи, поздно и бессмысленно теперь сожалеть о прежней, хотя и не простой, но гораздо более привычной жизни.
Еще с 1820 года евреям – земледельцам запретили принимать в свою среду беглых крестьян из внутренних губерний России, а они-то как раз и учили первых колонистов тридцать лет назад нелегкому и непривычному крестьянскому труду.
Эти русские крестьяне обучали приметам, особым хитростям, позволявшим своевременно посеять и вовремя собрать урожай, угадывать погоду и, главное чувствовать землю так, как это может только природный сельский житель.
Такая помощь была весьма кстати, с благодарностью принималась евреями – арендаторами, часть беглых даже принимала здесь в колониях новую веру, тогда и вовсе становились крестьяне с вологодских, курских или тамбовских помещичьих земель своими среди колонистов.
Само же слово «колония» имело определение: «село иноземцев, которые приняли российское подданство и инородцев, переселенных из других областей».
С точностью формулировки можно поспорить, но смысл был именно такой. Отметим также, что по существовавшему порядку колонии в состав волостей формально не входили.
Надо сказать, что с продолжением процесса переселения евреев из западных губерний на южно–русские земли, не смотря на действующее предписание местным властям всячески эти пустынные земли заселять, средства, выделяемые на эти цели из переселенческого фонда, постоянно уменьшались.
Если в 1806 году в соответствующих ведомостях упоминалась цифра в 400 рублей на семью, то затем она заметно уменьшилась. Все дело было в источниках финансирования, поставлена была и реализована задача: сначала частично, а затем и полностью расходовать на эти цели только средства налоговых сборов с еврейских общин на местах прежнего проживания колонистов.
В дальнейшем по этой и иным причинам, вместо упомянутых 400 на семью приходилось реально лишь 100 рублей. Иные причины вскрыты были в документах проверяющих инстанций, которые отмечали в течение всего периода образования в Херсонской, а затем и Екатеринославской губерний земледельческих колоний разворовывание чиновниками значительных сумм, достигали они 50%.
Причем понять, куда девались конкретно сотни тысяч рублей, не было никакой возможности!
Видимо, уже тогда были найдены были чиновниками -растратчиками соответствующие способы увода денег!