– У нашего ротного в Калач-Броне любимая была развлекалочка – штурм отдельно стоящего здания. «Вводная, – орёт ротный, – на втором этаже группа террористов удерживает заложников! Под прикрытием снайперского огня овладеть зданием и освободить заложников – желательно живыми!» И мы броском приближаемся к этому зданию – ох, сколько вокруг этого макета зубов выбитых валяется! Сколько там рёбер поломано и крови пролито! И сколько парней с этого недостроенного двухэтажника спустились, твёрдо зная, что никого и ничего они не боятся! Нет, парни, Советская Армия умела из щенков делать мужиков!
Так вот, здание мы обложили, снайперы, конечно, прикрывают, то есть заняли позиции сзади и кричат, собаки, вредными голосами под хохот ротного:
– Пух, пух! Двое дерзких террористов упали с простреленными черепами, ещё двое в судорогах корчатся, проклиная потрясающих снайперов, стрелков нашего БРОНа!
– В плен злодеев брать не будем, пленных кормить надо, а нам самим мало!
Но ведь террористов изображает шестая рота, а они нам в футбол продули в прошлое воскресенье со страшной силой, и теперь им нестерпимо хочется нам фитиль вставить, хорошо смазанный, горячий, толщиной в руку, с шипами, и чтобы до упора. И они от души отрываются – наши со второго этажа горохом сыплются, оба ротных стоят рядом, перекуривают, комментируют:
– Смотри, твой сейчас полетит, да ещё и спиной приложится, это уже чревато…
– Зато он не один полетел, а и твоего прихватил, сам понимаешь, это уже здоровая боевая злость, грамотно, кстати, сгруппировался, пришёл на землю сверху на твоём, так что мой, скорее всего, домой поедет – за успехи в боевой и политической подготовке – в краткосрочный отпуск, а твой – в госпиталь, зелёнкой мазаться, не будет хлебалом щёлкать!
– А вот эти двое приятно выглядят, уверенно держатся, уже зацепились за этаж, толково оберегают друг другу физиономию и другие, важные для мужчины части тела.
– Нет, ты смотри, они у тебя что-то могут, ну, я своим сегодня мозги прочищу до самого копчика!
Потом мы на степном озере (естественно, марш-бросок туда и обратно!) отмывали сопли, слюни и кровь, чтобы свеженькими прийти на ужин, а ротные, довольно улыбаясь, раздавали поощрения с занесением в грудную клетку и затрещины в личное дело. Но натаскали они нас – будь здоров, я думаю, случись тогда какая заварушка, мы бы от души вломили «вероятному противнику»!
– Вот так мы проводили полгода – не скажу, что сахар, но и каторгой не назовёшь. А потом нас сдёрнули, погрузили в автобусы и повезли через Дагестан, оборудовать блокпосты на границе с Чечнёй. Что? Комфортабельно солдаты ездят, на автобусах? Не дай бог так ещё поехать: сутки в дороге, а нас в «ПАЗике» сорок человек, плюс оружие, патроны, рация, сухой паёк и прочие необходимые вещи.
– Вот сразу я скажу: нечего нам там делать, на этом востоке, там, где дело тонкое, Петруха! Вломить противнику нам не дали – похоже, наши начальники там, очень высоко, и сами не знали, что приказать. А хуже нет в драке замахнуться и не ударить – тогда точно самому звездюлей накидают. А кроме того, есть у меня одно твёрдое убеждение: мы их там, на этом Кавказе, никогда не поймём, это просто другой мир, совершенно другие люди, и мы там просто не нужны. Как изящно выразился мой приятель Вадик, «полное несовпадение менталитетов». Что, пример хочешь? Пожалуйста!
– Стоим мы на дороге, блокпост, нас четверо и двое местных милиционеров. Задача: досматривать машины, изымать оружие, другие запрещённые предметы, список – у старшего. Едет машина. Останавливаем, идём к водителю, всё, как положено: двое досматривают, двое прикрывают, двое страхуют на расстоянии. Подходим. Местный милиционер говорит:
– Здравствуй, дарагой, куда едешь?
– Еду в Иртой, дела там у меня, дарагой!
А я вижу, что у него на сиденье рядом калашников лежит, даже не прикрытый. Свой калаш взвожу, а милиционер за руку хватает:
– Ты что, дарагой, это свой человек, секретарь поселкового совета, а автомат у него – потому что в том селе у него кровники, без оружия он и двух минут не проживёт, не обижай хорошего человека, как брата прошу, пропустим! Ха-а-роший человек!
– Мы, обалделые, трясём головами, а хороший человек проезжает вместе с автоматом, без которого ему нельзя, дарагой, но который мы должны у него изъять, дарагой, а его самого задержать до выяснения, дарагой, но он свой человек и даже представитель администрации, дарагой, а вечером нам кур жареных, лепёшек, сыра деревенского принесли – после пшёнки и тушёнки так хорошо, дарагой!
– Вот так мы и дежурили, а мимо нас с песнями ездили «хорошие люди» с автоматами, ласково улыбаясь, что-то говорили в открытое окно, может, материли по-своему, а мой дружок Лёха Хохол всё приговаривал:
– Гадом буду, эти хорошие люди нас однажды под утро в два клинка вырежут или в четыре гранаты кончат и не поморщатся, а у нас боезапас – на пять минут стрельбы, и начальство только одно твердит – не обострять ситуацию, дарагой!
– Вот так мы контролировали положение, а потом приказ получили передислоцироваться. Только мы его выполнить не успели – «хорошие люди» пошли колонной из трёх десятков грузовиков и легковушек, ротный командует:
Братья славяне, ведь они в Дагестан идут, и нам здесь их останавливать, значит, всем лечь придётся, так что простите, если кого обидел.
Вадик ему красиво так ответил:
– Бог простит, а я простил, и не писай, лейтенант, сами уже описались, а я даже и по большому, но только вот очень жидко, и не отличить!
Поржали все, а всё равно понятно, что нам конец приближается, и везут его нам те самые добрые люди, что мимо нас столько раз ездили.
– Только мы по местам пристроились, с которых нам уже, наверное, и не встать, вижу, Лёха Хохол мне из-за камня пальцами растопыренными пятерню показывает, а потом в грудь себя бьёт, и я понимаю, что он мне хочет сказать, зануда: «Пять минут, пять минут ещё поживём после команды «Огонь!» – я ведь тебе говорил», – но тут за спинами у нас БТРы заревели, наши подошли, разведрота, такие шкафандры здоровенные, на самом деле кирпичи лбом раскалывают, а за ними вскоре – вся бригада… есть, есть всё-таки Бог на свете, а наш полковник – главный его заместитель в этой местности! Вот именно здесь я понял, что самый дивный подарок судьбы – это не девушка в твоих объятиях, не миллион в конверте, а потная, грязная, довольная морда моего полковника.
– Ну, да, и хреново бывало, и трое от нас в цинковом гробу уехали… И всё равно – это было лучшее время в моей жизни. Все кругом свои, и ты делаешь нужное дело, и сам себя уважаешь, и вокруг – настоящие мужики, да и сам ты не из последних, и ты твёрдо знаешь, что есть на свете правда и справедливость, и автомат у тебя и настоящие друзья рядом как раз для того, чтобы эту нашу правду и нашу справедливость умело защитить.