57
Когда солнце поднялось совсем высоко и начало припекать даже сквозь прохудившуюся крышу, снаружи послышались шаги и невнятный говор.
Их было трое. Один, судя по всему, главный, двое других в качестве охраны. Тот, кто был «за начальника» усмехнулся, разглядывая Тришу, сумевшую к тому времени принять сидячее положение.
Судя по его не сильно загоревшему лицу, можно было сделать вывод, что мужчина не местный. Здешние все были смуглы, а порой и вовсе до черноты загорелы. Сопровождавшие его тоже прибыли под местное солнце недавно.
Мужчина был одет в легкие льняные брюки и рубашку с коротким рукавом. Обычный, на первый взгляд, человек среднего возраста, среднего телосложения. Встреть такого на улице - внимания не обратишь. Но здесь не улица, а какая-то полуразвалившаяся лачуга, да еще в чужой стране. И Триша с Олесем оказались в ней не по своей воле, да еще были накрепко связаны по рукам и ногам.
Когда мужчина заговорил на чистейшем русском языке, пленница не поверила своим ушам. По его словам получалось, что деньги Подгорова вроде как ей и не принадлежат. И их нужно отдать в пользу господина Панкратова. Причем безо всяких раздумий и пререканий. «Впрочем, вы и так уже в курсе, с вами же пытались договориться по-хорошему. Так что надо подписать бумаги, да… Аргумент? А никаких аргументов. Просто так надо. И все».
Говоривший кивнул головой, и в руках одного из сопровождавших его людей неведомо откуда взялась папка с бумагами. Трише было указано, где нужно поставить подпись.
Она молча слушала повествование незнакомца и краем глаза наблюдала за реакцией Олеся. Он тоже сидел, только напротив нее. Разговаривать «с подругой по несчастью» он больше не пожелал. Так и не ответив на ее вопросы, Олесь сумел кое-как усесться, да так и сидел, согнув ноги в коленях и привалившись спиной к дощатой стене. Только закрыл глаза, явно давая понять, что на беседу не настроен.
Сейчас же он слушал пришедшего очень внимательно. И явно был очень удивлен тому, что слышал. Такое точно было не сыграть…
Похоже, Триша не дооценила Панкратова. В то, что он отстанет от нее и так верилось с трудом, но все оказалось гораздо серьезнее. Видимо за ней следили, раз смогли отыскать в чужой стране да еще так быстро. А все это означает только одно – алчность Панкратова может выйти за всякие рамки. А, может, уже вышла. То есть над Тришей нависла настоящая угроза. Возможно, даже смертельная.
Триша подписывать бумаги отказалась. Мужчина не очень-то и настаивал. Было ощущение, что примерно этого он и ожидал. Хмыкнул только и убрал бумаги в папку. Спокойным голосом поинтересовался – хорошо ли она подумала.
Триша хорошо подумать пока просто не успела, времени как-то не было. Но одно успела понять точно – если она подпишет документы, согласно которым все Подгоровское добро перейдет в чьи-то чужие руки, значит, отпускать ее после этого особого смысла не будет. Мало ли как поведет себя потом пленница, вдруг начнет оспаривать законность передачи?
Троица удалилась. Но говоривший с Тришей человек посоветовал ей хорошенько подумать. И пообещал вернуться, не оставив при этом ни куска чего-нибудь съестного, ни воды.
А пить хотелось просто нестерпимо!
- Воды хоть дайте! – крикнула Триша вслед уходящим.
Через некоторое время один из молчаливых сопровождавших вернулся, так же, не произнеся ни звука, бросил на землю уже не полную бутылку воды. Объем бутылки и так был невелик, всего пол-литра, а жидкости в ней оставалось и того меньше – что-то около стакана. Но еще надо было исхитриться до этой воды добраться – пластмассовая тара упала и откатилась довольно далеко от них.
58
Пить хотелось нестерпимо.
Триша поглядывала на бутылку, стараясь примериться и все же завладеть ею.
Олесь никаких попыток приблизиться к воде не делал.
Триша пошевелила связанными руками и ногами. Потом, царапая голые коленки, кое-как поползла к бутылке.
Олесь, наконец, тоже «ожил». Он понял, что она собирается добраться до питья. И тоже начал двигаться.
В другой ситуации их кульбиты выглядели бы по-крайней мере комично. Сейчас же было не до смеха. С трудом, каждый со своей стороны, они приближались к воде. Но Олесь все-таки был здоровым молодым мужиком, и бутылка оказалась возле его ног быстрее, чем к ней приблизилась Триша. Олесь поднял голову, она тоже. Несколько мгновений они смотрели друг на друга.
Толчок ногой. Бутылка покатилась в сторону Триши.
Она бросила на Олеся короткий взгляд и потянулась к бутылке.
Еще несколько долгих минут возни и вот, наконец, Трише удалось добраться до пластмассовой пробки. Взяв ее в зубы, Триша поползла к Олесю.
- Мне ее так не открыть, пролью.
Он понял ее намерения. И стал помогать. Когда Триша отворачивала крышку зубами, а Олесь зажимал бутылку коленками, можно было подумать о чем-то непристойном, но сейчас было не до этого. Лишь бы только там действительно была вода, а не что-нибудь другое!
В бутылке была вода. Пить пришлось стоя на коленках, делать по маленькому глотку, причем один зажимал бутылку ногами, а другой осторожно брал ее зубами, зажимал горлышко языком, и лишь потом запрокидывал голову.
- Все сразу не пей, - предупредил Олесь, - оставим немного. Неизвестно, сколько нам тут еще сидеть.
Слава богу, заговорил! Триша послушно глотнула пару раз и опустила голову.
- Думаешь, они теперь не скоро вернутся?
- Не знаю. Когда бы не появились, с подносом из ресторана точно не прибудут.
Шутит еще… Но… пока им больше ничего не остается как шутить – ситуация-то аховая. Даже нет, хреновая!
- А может и привезут. Вдруг я соглашусь и все подпишу! Обмоем сделку!
Олесь горько усмехнулся:
- Сама-то в это веришь?
- В коньяк и закуску?
- В то, что обмывать будешь!
- Если честно, не очень. Я не вчера родилась, догадываюсь, что после таких сделок происходит. Потому и сразу не подписала.
- Пожить хочешь? – съязвил вдруг Олесь.
- Даже не «пожить», а просто «жить». Ты, что, хочешь тут сидеть и ждать, пока они вернутся? Или, может быть, ты вообще подсадной? Не зря же ты ко мне пристроился еще в отеле? Следил все время. А теперь тут вот торчишь, чтобы я не убежала.
Олесь только ухмыльнулся.
59
Но Триша жестоко ошиблась.
Троица вернулась гораздо раньше, чем они могли подумать, буквально через час.
Говорил, как и в первый раз, тот, не загорелый. Трише снова было предложено подписать бумаги. Она снова отказалась.
Тогда их выволокли из сарая, и на глазах у Триши избили Олеся. Пообещав в следующий раз заняться уже ею, пленников вернули под замок и оставили одних.
Олесь лежал на соломе и тяжело дышал. Из разбитой губы и по щеке текла кровь.
Триша подобралась к нему, попыталась осмотреть. Сильных повреждений на лице вроде не было, только губа и щека, но вот ногами они отделали тело Олеся весьма существенно – Триша не зря ходила когда-то в спортзал, имитацию от настоящего удара отличить могла. Надо отдать должное бедняге – он стойко выдержал избиение, не кричал, не умолял о пощаде. Это Триша орала и просила прекратить издевательство.
- Господи, Олесь, миленький, прости меня, пожалуйста! Но я не могу подписать эти чертовы бумаги! У меня даже нет тех денег, которые они просят. Они все вложены в фонд, у меня ничего нет!
- В какой фонд? – подал голос Олесь.
- В детский.
Триша рассказала, что она не взяла себе ничего из денег умершего мужа. Она и живет-то сейчас так же, как до замужества – в своей старой квартире и работает журналисткой. Хотя работу эту она и раньше не бросала. А теперь ее еще прибавилось – фонд, который она организовала, чтобы помогать детям, требовал неимоверного количества времени, да и сил тоже.
Когда она замолчала, Олесь тоже молчал, причем молчал довольно долго. Потом тихо произнес:
- Меня зовут не Олесь. Мое настоящее имя Анатолий.
От неожиданности Триша судорожно сглотнула.
- Что?!
- Меня зовут Анатолий. Анатолий Марочников.
Продолжение: https://zen.yandex.ru/media/id/5d9a3989e3062c00b1acae1e/vtoroi-popytki-ne-budet-roman-6061-5e270ac8b477bf00adce25fa