По ту сторону жизни есть другая жизнь. В это очень хочется верить всем людям, даже скептикам. Они, конечно, найдут кучу аргументов за то, что ничего за смертным порогом нас не ждёт, но это лишь маска. Они сильнее прочих хотят, чтобы им доказали существование загробной жизни. Помните Фому Неверующего, это именно об этом. Наука помалкивает благоразумно, потому что учёные не дураки, им тоже предстоит уйти за пелену, какой смысл накапливать негативные баллы.
Люди хотят верить в продолжение, и не важно, что огромной армии их и в нынешней-то жизни дела не нашлось, а посему не ясно, что они за последним рубежом продолжать собираются. Но возможно, это вовсе и не так важно, вполне вероятно перед ними тут и задач никаких не стояло. Курорт. А сколько там на твоём курорте звёзд, так это от тебя и твоего кармического дохода зависит.
Обожаю долгие вступления, потому что перо разогнать надобно, прогреть, можно сказать, движок моего рассказа, а он будет поучительным.
В казачьей деревне быт простой. Весна-лето - страда, осень - сбор урожая, ну а зимой ремёсла, да посиделки в светёлке. Скотные дворы на отшибе ставили, потому там вахту несли, привет, городище Аркаим. А по бурану ходить на скотный двор не очень большое удовольствие, но надо. Мама моя совсем маленькая была по нынешним меркам, девять годков, а по деревенским – помощница. Да и в школу в соседний посёлок за семь вёрст ходить привыкшая. Мороз ни мороз, буран ни буран, а науку грызть надо, вот они с Дусей (сестрой её), да с подружками обмотаются платками, впрыгнут в валенки, да и айда в поход за знаниями. Это потом председатель им волокушу с трактором выделил, чтобы в пути не замёрзли ненароком. Так что, помощница Маша таскала еду на скотный двор братьям, которые приглядывали за бурёнками.
Март едва сменил февраль, а в Западном Казахстане это время морозов трескучих. До скотного идти было не очень далеко, полторы версты всего-то, но по морозцу, да если буран начинается, то не сахар. Может по недосмотру старших, а может и по другой причине, но в тот злополучный раз Мария оделась легко. Шубейку накинула, платок повязала, рейтузы, валенки, да и пошла с котомкой. Да-да, рейтузы уже были в ходу, правда, к своим немецким собратьям они только названием касательство имели. С утра погодка ясная стояла, хоть и морозная, потому Мария и не приоделась теплее. Впрочем, дело-то давнишнее, поди, сейчас пойми, чем она руководствовалась. Пошла и пошла. Вышла, и метель замела, да всё сильнее. К братьям добралась, а обратно идти, так уже и буран лютует. Братья-то балбесы нет, чтобы у себя девочку оставить, пустили её на улицу. Шла Маша не долго, снег всё лицо ей залепил, и платок не помогал уже, с дороги сбилась, да и той дороги-то – тропа. Выбилась из сил, присела в снег, и вроде холод стал отступать, и морить стало на сон. Моргнула вроде, а уже и сон ей снится. Стоит она такая маленькая посреди огромной площади, а вокруг народа тьма и все в чёрное одеты. Мужчины с повязками на руках из чёрного шёлка, бабы в платах, что вороново крыло. И плачут все, даже дети малые. Вот прямо слезно рыдают, навзрыд. Горе у всех. У всего народа. А площадь огромная, Маша таких отродясь не видывала, конца и края нет. Почти как поля пшеничные, но поменьше, конечно. У полей края вообще нет, горизонт им край. Весной красное море маков, летом золотое пшеничное, а тут море из людей, и чёрное, и плачет это море, и боязно, но не страшно.
Из дрёмы вырвало рывком, встряхнуло, поставило на ноги, щёки снегом растёрло, до колик в коже, аж слёзы брызнули. Глаза разлепила Маша, а это отец её нашёл, и в чувство приводит, да приговаривает: - Ну и куда ты это пропала, доченька? Да как же мы без тебя, ты чего это удумала, на морозе спать? Неровён час сморозилась бы в ледышку!
Взял в охапку дочь, да и понёс домой. А там уже бабоньки старшие её на руки приняли, стали мять-растирать. Оказалось, отец забеспокоился первым, будто почуял беду, послал за крёстной, а та ведуньей слыла местной. Она сестрой ему приходилась, и крёстной Маши. Мать в городе у брата родного гостила, так что всё хозяйство на отце было. Крёстная каких-то трав в огонь кинула, да и всполошилась сразу, как дым белый увидела, беги, говорит, стынет Машенька в полуверсте от дома. Отец и понёсся, да и нашёл Марию.
Пока суть да дело, не до рассказов про сны было, а как за стол чаёвничать сели, так Маша и рассказала, что видела. Папа-то рукой отмахнулся, сказал, что предсмертные сны толку не имеют. А крёстная внимательно слушала, а потом и говорит: - Приходи ко мне к пятнице, мне с тобой поболтать надобно!
А на следующее утро в станицу вернулась мать, да и принесла страшную весть, что в Москве несколько дней назад умер Иосиф Виссарионович Сталин.
Моя мама с того самого времени стала видеть умерших людей. Они не мучили её, не угрожали. Они просто приходили к ней во сне и говорили о разном. Крёстная научила Марию с этим справляться, объяснив ей, и матери её, что так вот Дар распорядился, что в роду их знахари были обычно, а тут вот такое. Мама жила с этим Даром всю жизнь, и не считала его ни проклятьем, ни благом. Она принимала его спокойно, как погоду, с которой бессмысленно спорить.
С этим её Даром много случаев было, порою и забавных, но никто в семье в её способностях не сомневался, уважая Дар. Такой вот выдали, что уж тут поделаешь.
