Осенью 1987 года Иосиф Бродский гостил в Лондоне у своего товарища Альфреда Бренделя. В один из дней писатель Джон Ле Карре пригласил их позавтракать в китайском ресторанчике, где они под выпивку и закуску беседовали «о жизни». Их посиделки были в самом разгаре, когда появилась супруга Бренделя и сообщила: только что звонили из Швеции и сказали, что Бродский стал Нобелевским лауреатом. По словам Ле Карре, поэт в этот момент выглядел «совершенно несчастным» и только и говорил: «Ага, ага…»
Официальная формулировка Нобелевского комитета гласила: «за всеобъемлющую литературную деятельность, отличающуюся ясностью мысли и поэтической интенсивностью». Бродский стал пятым по счёту русским Нобелевским лауреатом.
В отличие от многих других это присуждение не вызывало резонанса и скандала. Творчество поэта было хорошо знакомо и в Европе, и в Америке. Но этой славой он был обязан драматическим событиям у себя на родине.
К 1963 году ленинградец Бродский, сын отставного военного и бухгалтера, был уже достаточно известным литератором. Но в этот год с подачи Хрущёва началось искоренение в молодёжных кругах «лежебок, нравственных калек и нытиков», в число которых попал и Бродский.
Он уже дважды оказывался в поле зрения правоохранительных органов, но после публикации статьи «Окололитературный трутень» в «Вечернем Ленинграде», где поэта заклеймили выдуманными о нём слухами, Бродский оказался на скамье подсудимых. Несмотря на то, что его детские стихи регулярно печатались, а издательства постоянно заказывали у него переводы, поэта обвинили в тунеядстве. Это была достаточно серьёзная статья, по которой он получил пять лет высылки из Ленинграда «с обязательным привлечением к труду».
На защиту Бродского поднялись писатели, в итоге в Архангельской области он провёл около полутора лет, а по возвращении в Ленинград пристроился при Союзе писателей в Группком переводчиков.
В это же время в США начинают выходить его книги, что становится поводом для добровольно-принудительной высылки Бродского из СССР. В кратчайшие сроки ему оформляют визу, и в июне 1972 года он покидает Россию.
Работая в Мичиганском университете, он получает американское гражданство, издаёт стихи и переводы, становится автором различных эссе.
К моменту получения Нобелевской премии на родине о поэте практически забыли. И тут вдруг гром среди ясного неба. Как реагировать на такую новость ни чиновники, ни руководство страны не знали. Осудить Нобелевский комитет, как когда-то за премии Пастернака и Солженицына, уже не представлялось возможным — политические реалии изменились. Поэтому повисло долгое молчание.
Впервые известие о премии, полученной соотечественником, появилось лишь спустя две недели в «Московских новостях» — и не как повод для публикации, а в качестве «проходного» вопроса писателю Чингизу Айтматову. Он так прокомментировал вручение «Нобелевки» Бродскому: «К сожалению, лично я его не знал. Но причислил бы к той когорте, которая сейчас ведущая в советской поэзии: Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина. Возможно (это моё личное предположение), его стихи будут у нас опубликованы». Как покажет время, Айтматов в своём предположении оказался прав.
А вот «Литературная газета», которая, казалось бы, в первых рядах должна сообщать литературные новости такого масштаба, упомянула о Бродском спустя почти месяц после присуждения ему премии. И то — лишь в общем списке лауреатов в статье о президенте Коста-Рики Ариасе, удостоенном премии мира. Редактором «Литературной газеты» в то время был А.Б. Чаковский, писатель, фронтовой корреспондент, который ещё до отъезда поэта за границу рассказывал иностранным журналистам, что Бродский — «это то, что у нас называется подонок, просто обыкновенный подонок...»
Но поэту его мнение было уже безразлично: он был реабилитирован, получил должность консультанта Библиотеки Конгресса, на родине вышло его собрание сочинений…