...по совету матушки Евтихий пошел в Лавру. Он шел по шумным Петербургским проспектам. Но ему казалось, что он идет вовсе не по оживленному столичному муравейнику, а по знойной пустыне, а вокруг него растут только кактусы и ползают змеи. Ему пришлось идти долго, потому что монастырь, где жила матушка был в другом конце Петербурга. Босоногов дошел до Лавры святой Троицы только к вечеру.
Столичные храмы сильно отличаются от провинциальных своим великолепием и патетичностью. Так же не мог быть и исключением этот монастырь. Главный Троицкий собор был грандиозен в размерах, и в помпезности. Поражали, возвышенный к небу, купол, огромные и необъятные колонны, по-царски широкий вход.
Евтихий вошел в собор по каменным ступеням. Пред ним предстало небесное пространство. Собор невозможно было охватить одним взглядом. Он просто не помещается в человеческих очах. Вся церковь была наполнен молящимися. Они стояли на коленях. Храм был облачен в черные ризы. Шла сложная Великопостная служба.
Архиерей, возглавлявший службу, стоял на кафедре, облаченный в черную шелковую мантию, на плечах у него был бархатный малый омофор, без вышивок, но только с тремя серебряными, мальтийскими крестами. Он читал Великий покаянный канон. Его голос был мелодичным, каждое слово четко и ясно разносилось по собору. Но также в каждом произносимом им слове чувствовалось глубокое покаяние и скорбь. Эти строки проникали глубоко в душу каждого стоящего в соборе. Слезы блестели на щеках, на бороде и на всем лице архиерея. Люди, стоявшие слева и справа от Евтихия, потупившись в пол, не всхлипывая, тоже плакали. И вся Церковь тихо плакала… Хор пел красивые и глубокие по смыслу ирмосы: «По-мо-ощ-ник и по-кро-ви-и-итель…», и строгие покаянные припевы Великого канона: «Помилуй мя, Бо-же, поми-луй мя».
После чтения канона, продолжалось повечерие, потом утреня, часы и служба плавно перешла в Литургию. В окнах было видно ночное февральское небо, на котором не было видно ни одной звезды. Храм освещался несколькими лампадами на солее, и еще лампадами по храму. Свечи, стоящие на подсвечниках, возжигали только тогда, когда в храм их Алтаря выходил архиерей. В начале Литургии Преждеосвященных Даров владыка сам читал сто третий псалом. В его голосе была торжественность и умиление. Во время чтения стиха «Яко возвеличишася дела Твоя, Господи» он особенно протягивал эти слова, будто наслаждаясь ими, как сладким медом или, насыщенным летним южным солнцем, виноградом. И как то печально он произносил слова это же псалма «Да исчезнут грешницы от земли, и беззаконницы, якоже не быти им».
Сослужащих священников было не много. Их лица были по-особенному постные. Облачения были такие же, как у владыки бархатные, строгие, черные, с редкими серебряными, мальтийскими крестами. Во время Литургии перед подсвечниками курились кадильницы, наполняющие фимиамом весь собор.
Казалось, что Христос Сам присутствует в Церкви. Несмотря на постность, ощущалась какая-то радость и надежда. Внутри была полная уверенность, что Всемилостивый Господь услышит молитву, простит и примет нас в своих объятиях, и мы сможем разделить Воскресение Его.
За самой Литургией людей стало меньше. Евтихий прошел дальше в храм и остановился недалеко от раки с мощами святого Александра Невского. В храмовом полумраке было тяжело увидеть всю всероссийскую любовь, выраженную великолепно украшенным местом, где хранится великая святыня, где почивает «Российский Иосиф».
P.S.: Другие отрывки буду выкладывать только при вашем желании.