В детстве она на цыпочках подсматривала в телескоп, в университете делала “бомбы”, а на работе поет песни. Валентина Григорьевна Соловьянюк-Кротова, учитель физики и информатики в Павловской гимназии, рассказала, почему сейчас она не работает в лаборатории, почему с ее уроков дети не хотят уходить и зачем она ходит на лекции вместе со школьниками.
— Валентина Григорьевна, вы из семьи педагогов. Мама начала свою карьеру в школе, папа в вузе. Было ли какое-то давление с их стороны, пока вы учились? Ждали ли они от вас особых результатов и достижений?
— Я пятый ребенок в семье, поэтому даже если и было какое-то давление, до меня оно не доходило. Сколько себя помню, родители всегда общались с нами, детьми, как со зрелыми и сознательными взрослыми. Они учили нас аргументировать, объяснять, почему одно нужно, а другое нет. Они помогли мне понять, что свободный человек — это человек, у которого есть выбор, то есть он видит не одну дорожку, а несколько и выбирает свою. Он осознает последствия, если выберет не тот путь, может просчитать варианты развития событий по любому сценарию и выбрать наилучший для себя.
— Вы бывали на уроках у своих родителей?
— Конечно, еще будучи ребенком я ходила на работу к маме и папе. Мама в школе преподавала физику и астрономию, и у нее в кабинете было потрясающее панно: какой-то космический пейзаж, космонавты, планеты. Я очень любила рассматривать его. Папа работал в вузе и преподавал астрономию. Там у него были телескопы, небесные сферы и разные, с моей точки зрения, очень романтичные предметы, которыми он загадочно манипулировал.
— Вам разрешали их потрогать?
— Да, и более того, папа брал нас, детей, на практические работы по астрономии, которые проводил со студентами ночью на открытом воздухе. Приходили эти ребята, что-то смотрели, объясняли, записывали. И ты тоже подходишь к телескопу, встаешь на цыпочки и смотришь, что же они там такого загадочного разглядели.
— Потом в университете вы учились у своего папы, верно? Каково это, воспринимать его как преподавателя?
— Он был одним из самых строгих педагогов, но его строгость была основана на некоем конечном объеме работ, который ты должен выполнить. Тогда у тебя будет понимание предмета, хорошая оценка и даже зачет автоматом. Я всегда гордилась тем, что этот преподаватель — мой папа, и старалась соответствовать, не подвести.
— Вы уже тогда, стоя перед космическим панно в мамином кабинете или наблюдая за папиными экспериментами, мечтали стать преподавателем?
— Я исходила из собственных интересов. Изначально это были не физика и информатика. В 10 классе на уроке английского у нас был традиционный топик “Кем я хочу быть”, тогда я очень удивила своего классного руководителя, которая и вела английский язык, сказав, что хочу иметь отношение к театру. Быть актрисой или режиссером. Она с сомнением посмотрела на меня, и вот тут я осознала, что если это не очевидно окружающим, скорее всего, во мне что-то не готово к театру.
— В какой же момент появилась физика и информатика?
— В 90х годах информатика только-только начинала набирать популярность, и вузы стали предлагать новые специальности. Я поняла, что информатика — это то, что мне нравится, физика — тоже нравится, а вот математика и другие предметы — не то, чем бы я хотела заниматься всю жизнь. Мне всегда хотелось привносить что-то новое. В математике сделать это было непросто, там надо быть гением. Они, конечно, периодически появляются, но к 17 годам мне стало ясно, что гениальность в этой области как-то прошла мимо. А вот с физикой другое дело: казалось, что тут можно найти нишу, в которой ты будешь успешен. В этой науке столько разделов и тайн! Ну а информатика мне казалась самой перспективной, потому что там постоянно нужно куда-то бежать, все время учиться новому и меняться. Вот так я и совместила любопытство к физике и интерес к неизведанной тогда информатике.
— Имея довольно большой опыт работы в сфере физики и информатики, не удавалось ли вам “предсказать” какое-то изобретение или технологию?
— Это удалось моей маме. В 60-е годы она мечтала, что когда-нибудь наступит такое будущее, когда люди будут через телефон обучаться, вести уроки, проводить эксперименты. И вот когда она уже много лет спустя стала заниматься репетиторством через Skype, мы вспомнили тот разговор. Это будущее уже наступило, мы уже в нем живем.
— Какие технологические решения сегодня значительно облегчают жизнь учителю?
— Для меня — это, конечно, интернет. Доступ к огромному информационному полю упростил многие процессы. Даже самые банальные группы в социальной сети “Вконтакте” помогают разнообразить урок, найти доступное объяснение сложной темы. Кстати, в этих группах ценно то, что их в основном ведут школьники или студенты, и поэтому во всех материалах несколько иной настрой. Я понимаю, что они по-другому расставляют акценты, у них другая речь, другие жесты: стараешься быть современной, меняться. А почему нет, если это отзывается в тебе?
— Как вы сейчас связываете свои уроки с опытом детей? Как провести урок, с которого не захочется уходить?
— Кабинет информатики, по моему глубокому убеждению, — это место достаточно большой свободы. И информационной, и творческой. Где же этой свободе еще быть, если не здесь. Ученики приходят в разном настроении и психологическом состоянии: может у них только что были лыжные гонки, а может контрольная по алгебре. В любом случае, у меня есть представление о том, что их может зацепить в данный момент. Я знаю, под каким соусом подать материал: бывает надо бросить вызов, иногда надо заинтриговать экспериментом, кого-то вообще отпустить в самостоятельный поиск.
— Откуда такое тонкое понимание? Как удается настроить этот доверительный контакт с детьми?
— Помимо того, что я требую от учеников выполнения заданий, я даю им свободу как осознанный выбор из нескольких путей и возможность испытать релакс.
— Правда, что на уроках вы с ребятами играете на гитаре и слушаете музыку?
— Правда, мы поем мои и их любимые песни, слушаем любимые композиции. Когда музыка мешает, выключаем, когда вдохновляет — поем. Чаще, конечно, это происходит на переменах. На предыдущем месте работы я завидовала коллегам: урок закончился, у них тишина и спокойствие. Они проверяют тетради, готовят планы, общаются друг с другом. А в кабинете информатики вечно все бурлит и кипит. Но сейчас я не представляю хорошей работы, если у меня вдруг пропадет возможность взаимодействовать с учениками внеурочно. Ведь именно в такие моменты они учат меня, знакомят с чем-то новым. Дети же читают, смотрят то, до чего мои собственные глаза и уши могут не добраться или добраться гораздо позже. А так я всегда остаюсь в тренде.
— Как вы считаете, звонок для учителя?
— Иногда приходится детей выгонять: не хотят они уходить. И на урок прибегают пораньше. Для меня как учителя это признак того, что все делаю правильно. Иногда сложно бывает уговорить ученика пойти на завтрак, например, он весь в процессе и не хочет отрываться. Приходится уговаривать.
А вообще я поняла, что с 9 до 17 — это не только работа, это еще и жизнь. Если ты за это время можешь удовлетворить свои потребности в общении, саморазвитии, даже на любимой гитаре сыграть — это мечта, а не работа.
— Интересно, а дети подарили вам какого-нибудь кумира? Может рассказали о ком-то, и вы заинтересовались этой личностью?
— Про детей затрудняюсь ответить, но Павловская гимназия точно предоставила мне большое количество таких возможностей. За те 5 лет, которые здесь работаю, я понимаю, насколько широко раскрылся мой мир за счет тех людей, которых приглашают провести лекции и мастер-классы для учащихся и педагогов. Я вижу, как много вокруг интересных людей. Опять же, их информационное поле отличается от моего, и я черпаю оттуда возможности для знаний.
Меня в свое время впечатлил астрофизик Сергей Попов, уровень лекции которого был выше, чем я ожидала услышать в школе. И я безумно благодарна ему за то, что он тянул аудиторию на этот уровень, а не спускался, не пытался опускать планку.
— Сейчас есть такая тенденция к упрощению всего, но везде ли это нужно? Взять например, навык писать ручкой: как вы думаете, у человечества когда-нибудь отпадет потребность в этом умении? Мы перейдем только на печатный текст?
— Как раз сейчас у нас есть два ученика, которые вместо тетрадей ходят на занятия с планшетами. Но тут есть одно увлекательное наблюдение: они не печатают текст, они пишут его от руки, а потом программа уже преобразовывает его в печатный. При всем при этом, они умеют довольно быстро печатать. Но нет. Я не буду забегать на поле физиологов, но как я понимаю, процесс написания — это естественный процесс, он более понятен и удобен. Поэтому какие технологии нас ждут в будущем? Сложно сказать, но не уверена, что рукописные тексты уйдут насовсем.
— А вы писали шпаргалки в школе и студенчестве?
— Мой личный опыт в университете показал, что шпаргалка не имеет никакого смысла. Если материал несложный, его можно запомнить, если сложный — пробуйте систематизировать. Тогда у нас это называлось “делать бомбы”: ты собираешь информацию из нескольких лекций на один лист, там самое важное, что нужно знать и понимать. И вот когда ты соберешь эту “бомбу”, все и уложится. Сейчас эту способность отобрать самое важное и представить в адекватном виде называют одним из навыков 21 века — критическим мышлением.
— Применимо к урокам информатики, как ребята учатся этому самому критическому мышлению?
— Я постоянно повторяю им: “Ваша задача — не поверить первой же статье”. Даже десятиклассник, уже подросток, начинает писать работу по верхней ссылке в поисковике. Из-за доступности к огромному объему данных информационная небрежность — наверное, сейчас самый главный враг. Дети невнимательно относятся к деталям, не замечают мелочи, этому нужно учить.
— Одним из проектов Павловской гимназии, который как раз позволяет развивать в учениках навык критического мышления, является конкурс проектных и исследовательских работ “Старт в будущее”, куратором которого вы являетесь. Вы помогаете ученикам выбрать тему работы?
— Проектная работа тогда получается хорошо, когда ты не заставляешь ученика делать то, что ему не интересно. А вот когда ребенок владеет каким-то секретом, когда он ищет ответ на какую-то загадку природы, когда он увлечен, тогда и работа строится иначе. Он получает возможность совместить то, что он любит, с тем, что от него требуется. Во взрослой жизни мы постоянно занимаемся тем же самым. Либо глубоко несчастны.
Мои ученики знают, что я никогда не отговариваю от темы исследования, я лишь помогаю заинтересовать ею других, которые уже прошли мимо нее, кого не зацепило. Вот когда найдешь способ влюбить в свою тему других, считай, успех обеспечен.
— Вы сказали, что даже ученики старшей школы начинают работать над школьными проектами, полагаясь на данные, найденные по первой же ссылке в Google. Как вы их учите смотреть на проблему шире? Какие навыки тренируете?
— Два года назад мы с коллегами решили погрузить десятиклассников в работу, которая несколько схожа с курсовой в вузах. Задачи этой работы — анализ информации, ее сопоставление, формулирование собственного мнения на основе изученного. Возвращаясь к тому же критическому мышлению, мы развиваем в учениках способность вообще задуматься о том, что проблема может быть рассмотрена разными авторами с разных сторон, что существуют разные точки зрения. И мы замечаем, что когда дети только приступают к работе, они действительно верят первому же, что им попадается. Например, Википедии. Берут и ставят ее как источник информации. Это случается потому, что в школьном курсе практически нет ситуаций, когда ученикам приходится работать с разными взглядами на одно и то же понятие или явление, и у ребенка просто нет возможности уловить неоднозначность многих вещей. Курсовая работа ставит его в ситуацию, когда твое собственное мнение может быть обоснованным только в том случае, если ты знаешь хотя бы еще одно, другое.
— Валентина Григорьевна, а вы никогда не хотели сами стать ученым, уйти в науку?
— Дети часто задают мне этот же вопрос. И у меня есть на него железный ответ: здесь главное не обманывать себя и других. Почему я сейчас не в лаборатории? Потому что я в Павловской гимназии и испытываю постоянные удовольствие, драйв и интеллектуальную нагрузку. Я реализуюсь здесь и сейчас, хотя не боюсь пробовать новое.